Французская революция

Аналогичные события происходили и в бывшей провинции Пуату. 19 августа 1792 года в местечке Монкутан крестьяне разгромили дом члена местной администрации. Историки спорят об их мотивах, поскольку сами бунтовщики в тот момент свои намерения не прояснили. Однако, согласно позднейшим свидетельствам современников, копившееся с начала церковной реформы недовольство выплеснулось наружу именно после получения известий о событиях 10 августа в Париже. Причем заметим, что гнев крестьян был тогда направлен скорее против материальных символов власти, чем против людей, с нею связанных. Ни один из «патриотов» в ходе беспорядков физически не пострадал.

Ощущая недостаточность своих организационных навыков, бунтовщики обратились к местному сеньору-дворянину, попросив его возглавить движение. Уже под его началом они совершили 21 августа новый набег на Монкутан, где еще раз разгромили дом все того же члена администрации, а также жилища других революционных активистов. 22 августа восстание приобрело еще более широкий размах. По набату в местечко Серизе пришли более шести тысяч селян из сорока окрестных приходов. Они направились в Шатийон, административный центр дистрикта, и разгромили там государственные учреждения, выбросив на улицу и спалив всю официальную переписку. Потом крестьянская армия двинулась к укрепленному городку Брессюир, в котором располагался небольшой гарнизон регулярных войск. Солдаты отбросили повстанцев ружейным и артиллерийским огнем, нанеся им значительные потери. Предпринятая крестьянами на другой день попытка нового штурма также не увенчалась успехом. 24 августа на помощь гарнизону Брессюира подтянулись отряды национальной гвардии из соседних городов. Слабо вооруженные и недостаточно организованные крестьяне, несмотря на отчаянное сопротивление, были разбиты и разбежались по своим деревням. Преследуя их, «патриоты» устроили настоящую бойню. Убивали не только бунтовщиков, но даже женщин и детей. Национальные гвардейцы отрезали жертвам уши и носы, а затем носили эти «трофеи» вместо кокард. Известия о случившемся под Брессюиром распространялись из уст в уста по округе, обрастая все новыми пугающими подробностями. Шок от этой расправы станет одной из причин того, почему вспыхнувшее в том же регионе полгода спустя Вандейское восстание сразу же приобретет крайне ожесточенный характер.

В Сан-Доминго, охваченном гражданской войной, защитниками короля тоже провозгласили себя самые обездоленные – бывшие чернокожие рабы.

Сентябрьские убийства

Между тем армия герцога Брауншвейгского 19 августа перешла границу и двинулась к французской столице. 21 августа пруссаки подошли к крепости Лонгви. Хорошо вооруженный гарнизон не испытывал недостатка в припасах, для того чтобы выдержать долгую осаду. Однако жители города не захотели подвергаться ее превратностям. После нескольких часов беспорядочной бомбардировки крепости, в ходе которой погибли 14 горожан и были разрушены два дома и сарай с сеном, население в ультимативной форме потребовало у коменданта капитуляции. Перед угрозой бунта ему не оставалось ничего другого, как подчиниться и 23 августа сложить оружие.

В тот же день австрийцы осадили Тионвиль. Помощи городу ждать было неоткуда, и казалось, он падет со дня на день. Правда, гарнизон во главе с генералом Феликсом Вимпфеном так не считал и оказал неприятелю упорное сопротивление. Вимпфену было не впервой попадать в опасные передряги. Участвуя в военных кампаниях на Корсике и в Войне за независимость североамериканских колоний, он бывал в разных переделках, но выходил из них с достоинством – и теперь духом тоже не падал. Когда вражеское командование предложило ему миллион франков за сдачу крепости, Вимпфен с издевкой ответил: «Не забудьте только зарегистрировать эту дарственную у нотариуса». В Тионвиле же он организовал чрезвычайно активную оборону, следуя принципу «лучшая защита – нападение» и выматывая противника постоянными вылазками.

Продолжая свой марш на Париж, герцог Брауншвейгский 30 августа осадил крепость Верден, последнюю на дороге к французской столице, от которой пруссаков отделяло теперь лишь чуть более 200 километров.

Стекавшиеся со всех концов в Париж известия о продвижении неприятеля и о роялистских восстаниях в провинции порождали в городе панические настроения, которые активно подогревались революционной прессой. Марат в те одни обращался к читателям: