Французская сюита

Не слухом, не зрением — шестым чувством Филипп уловил бесшумное скольжение двух мальчишек в сторону усадьбы. Сначала ему даже показалось, что происходит это не в реальности, а ему начал сниться сон. Окликать их он не стал, боясь разбудить остальных. Он поднялся, отряхнул сутану от травинок, от прилипших цветочных лепестков и тоже двинулся в сторону усадьбы. Плотный газон скрадывал шум шагов. Теперь он вспомнил, что ставень одного из окон прилегал не плотно, был приоткрыт. Да, Филипп не ошибся! Луна осветила фасад. Один из мальчишек дергал, ломал ставень. Кюре не успел крикнуть, остановить его, в стекло уже полетел камень, брызнули осколки, мальчишки с кошачьей ловкостью проникли внутрь.

— Погодите, сорванцы, сейчас я вам помогу! — воскликнул Филипп.

Он подхватил сутану, чтобы не мешалась, пролез в окно вслед за мальчишками и оказался в гостиной с мебелью в белых чехлах и сияющим ледяным блеском паркетом. Кюре пошарил рукой по стене, ища выключатель. Нашел и зажег свет — никого. Филипп стоял и приглядывался — мальчишки или убежали, или спрятались: широкие чехлы в складках на канапе, пианино, глубоких креслах, занавеси на окнах из кретона с набивными цветами могли помочь им в игре в прятки. Он подошел к одной из оконных амбразур — показалось, что шевелятся занавески, резко раздвинул их — так и есть, один из его подопечных оказался здесь, самый старший, почти мужчина, смуглый, с красивыми глазами, низким лбом и мощной челюстью.

— Что вам понадобилось в доме? — осведомился кюре.

Он услышал шорох у себя за спиной и обернулся: второй паренек тоже оказался здесь и стоял позади него, и этому пареньку с тонкогубым, презрительным ртом тоже было лет семнадцать-восемнадцать. Филипп почувствовал: в них проснулось что-то звериное, и приготовился принять меры предосторожности. Но они оказались проворнее — один подсек его и повалил на пол, второй вцепился в горло. Филипп безмолвно и не без успеха сопротивлялся. Ему удалось схватить душителя за шиворот и в свою очередь прижать так, что тот его отпустил. Они катались по полу, и кюре услышал звон, у него из кармана посыпались деньги.

Наконец полузадушенному Филиппу удалось приподняться и сесть на пол.

— Поздравляю, — сказал он. — Быстро работаешь. — А про себя подумал: «Ни в коем случае не устраивать трагедий; как только я уведу их отсюда, они опять станут покорными, как дрессированные собачки. Завтра разберемся!» — и прибавил: — Побаловались, и будет. Пошли.

Но едва он произнес эти слова, как подростки снова набросились на него, отчаянно, яростно и свирепо; тонкогубый впился в него зубами, и потекла кровь.

«Того и гляди, убьют», — с недоумением подумал кюре. Подростки вцепились в него озлобленными волками. Он боялся причинить им боль, но не мог не защищаться — руками, ногами он отбрасывал их, но они с тем же ожесточением снова кидались на него, потеряв все человеческое, обезумевшие демоны, звери… И все-таки Филипп был сильнее и поэтому получил по голове столиком на золоченой ножке, упал и, падая, услышал, как один из мучителей подбежал к окну и громко свистнул. Больше он уже ничего не видел — не видел, как двадцать восемь подростков, мгновенно проснувшись, пронеслись по лужайке и влезли в окно, как раздирали, потрошили и выкидывали мебель. Они опьянели, они плясали вокруг лежавшего на полу кюре, пели, орали; самый маленький из них, похожий лицом на девочку, прыгал изо всех сил на софе, и старые пружины жалобно стонали. Те, что постарше, разыскали погреб с винными бочонками. Толкая перед собой, они прикатили один в гостиную, открыли, но он оказался пуст. Впрочем, зачем им вино? И без него они захмелели, им хватило преступления, оно сделало их счастливыми. Взяв Филиппа за ноги, они поволокли его к окну, вытолкнули наружу, и он тяжело упал на лужайку. Дотащили до пруда, раскачали, как тюк, и — смерть! «Смерть!» — кричали подростки хриплыми, срывающимися, а у иных — тонкими детскими голосами. Но когда Филипп упал в воду, он был еще жив. Инстинктивное желание жить, а может, последний всплеск мужества удержали его на поверхности; обеими руками он уцепился за низко склоненную ветку дерева и попытался встать. Разбитое кулаками и каблуками лицо, распухшее, кровоточащее, выглядело смешной и уродливой маской. В нее-то подростки и стали бросать камнями. Филипп держался, цепляясь из последних сил за раскачивающуюся ветку, но она обломилась. Он попытался добрести до другого берега, и тут же в него посыпался град камней. Филипп поднял руки, заслонил лицо, и подростки увидели, как фигура в черной сутане погружается в воду. Он не утонул, его засосал ил. Так он и умер, стоя по пояс в воде, голова откинута назад, левый глаз выбит камнем.

26