Французская Советская Социалистическая Республика

Признаться, на карт-бланш мы и не рассчитывали. Но если будет гарантия — кто станет терять время на пустые разговоры?

Кажется, я достаточно полно объяснил суть своей миссии.

По радио объявили, что самолет пошел на посадку в парижский аэродром Орли. Мне предстояли сущие пустяки: всего лишь приступить к выполнению задания.

В аэропорту меня встретил рубаха-парень из советского посольства, дружески и фамильярно ткнул ладонью в живот, подхватил мой чемодан и усадил в «Ладу» с посольским номером, которую он запарковал прямо у выхода из аэропорта под знаком «Стоянка запрещена». Конечно, на ветровом стекле уже красовалась зеленая квитанция штрафа. Квитанцию эту парень тут же демонстративно порвал. Когда он мне представлялся у паспортного контроля, я фамилию его не расслышал, но вычислил, что это обыкновенный порученец. «Молодцы ребята», — мысленно похвалил я посольских. Мы заранее предупредили, чтобы в аэропорту не было никакой помпы, как можно скромнее. В этом смысле посольские даже перестарались.

— Надолго в наши края? — спросил меня порученец, выруливая на шоссе.

— Как начальство прикажет.

— Ага, только зря ты прихватил один чемодан. Чемоданы тут бешеные деньги стоят. Когда накупишь шмоток в «Тати», а отовариваться надо там, ты, конечно, выгадаешь, но такую же точно сумму за чемодан заплатишь.

Я подавил улыбку. Порученец принял меня за какого-то «чайника» из технического министерства. Поэтому сразу на «ты», сразу начал учить жить, сразу поведал о «Тати». И с таким народом мы собираемся строить коммунизм…

Я заметил, что порученец съехал с основной магистрали.

— Почему мы не едем по Южному шоссе? — и чтобы не вызвать подозрений моей осведомленностью, я поспешно добавил: — Мне говорили, Южное шоссе ведет прямо в Париж.

— Ага, — согласился порученец, — у них это «южный авторут» называется. Но на нем мы будем загорать до вечера. Стоит «авторут». Забастовка водителей грузовиков. У них это «эскарго» называется. Едут, суки, со скоростью улитки, пять километров в час.

— Почему же они бастуют?

— Потому что суки, — убежденно ответил порученец. — Мне бы такую зарплату, я бы вкалывал, как паинька. А им все мало. Нет, поживешь немного в Париже, и ты взвоешь. Каждый день забастовка, каждый день то метро не работает, то автобусы не ходят, то демонстрации улицы перекрывают.

Для меня это была любопытная информация. Если у рядового работника советского посольства такие настроения, то, спрашивается, что же думают обыкновенные французы?

— Напели небось в Москве про Париж, — продолжал порученец, — мол, джинсов тут — завались, и дубленки, и «сейка», и транзисторы, жратвы от пуза. Но я — дни считаю! И сертификаты. Как только накоплю на кооперативную квартиру и на «жигуленок», дам деру отсюда. Париж, конечно, красив, однако вечером я на улицу носа не высовываю. Террористы и уголовники стреляют среди бела дня.

— А полиция мышей не ловит?

— Полиция только мышей и ловит. При социалистах министр юстиции был, Бадантер. Так он смертную казнь отменил. С тех пор щелкают полицейских, как кроликов. И я бы на месте гангстеров точно так же поступал. Семь бед — один ответ, попадешься — тот же срок дадут, почему же не щелкнуть полицейского и не уйти? А от террористов просто спасения нет. Кто тут только не резвится: палестинцы, баски, автономисты, армяне, корсиканцы и революционеры разной окраски. Если день прошел без взрыва — то это считают потерянным днем.

Я подумал, что Ксенофонтову это было бы приятно услышать. Одно дело руководить издалека, другое — на месте ощутить результаты своей работы.

— В общем, загнивают французы?

— Загнивают — не то слово. Советская власть по ним плачет. У них же не тюрьмы, а санатории старых большевиков. Лишь цветных телевизоров в камерах не хватает. Нет, мы бы в два счета порядок навели. И профсоюзам по шее, чтоб не чирикали.

«Это все-таки размышления советского человека, — сказал я себе, — но если примерно в таком духе думают французы, то мне и потеть особенно не придется».

Наша «Лада» затормозила у посольской ограды. В холл мы вошли без приключений. Двое охранников в дверях нам вежливо кивнули и ни о чем не спросили.

— Это, — на всякий случай пояснил им порученец, — командировочный из министерства. Куда идем, папаша? В канцелярию, регистрировать прибытие?

Я молча повернул в коридор направо. Вдоль стены, как на параде, стояло все руководство посольства начиная с генерала — военного атташе и Белобородова, резидента КГБ во Франции. Я пожал всем руки.

— Борис Борисыч, — спросил Белобородов, — инструктаж проведете прямо сейчас?

Я оглянулся в поисках своего чемодана. Он был уже в руках военного атташе. Порученец растерянно застыл в конце коридора. На лице его читалось смятение. Видимо, лишь теперь он догадался, кого привез, и мучительно соображал, не наболтал ли лишнего в дороге. Я ему ободряюще улыбнулся и сказал:

— Товарищи, совещание назначим на четыре тридцать.

А Белобородову шепнул на ухо:

— Сначала я должен нанести светский визит послу. Этикет обязывает. Иначе в МИДе будут полные штаны обиды.