Французская Советская Социалистическая Республика

То, что Белобородов приедет только после обеда, было ясно, как божий день. Впрочем, теперь это меня устраивало. Приехав на бульвар Ланн, я взял ключи от архива, открыл сейф, не торопясь посмотрел бумаги и нашел нужные мне счета.

Увы, все подтверждалось. Эти счета я перенес к себе в кабинет, запер стол и в ожидании Белобородова занялся разбором московской почты. А в голове у меня повторялись слова Ильи Петровича: «С правом расстрела на месте».

Белобородов вошел бодрый, приветливый, вроде бы нисколько не досадуя на то, что я разбил ему выходной. Мы обменялись мнениями о вчерашнем приеме, поговорили о погоде и о тиграх в зоопарке. Как бы со стороны, я отметил, что беседуем мы в привычной манере офицеров КГБ крупного ранга: неторопливо, тихими голосами, в полушутливом тоне — в общем, как люди, которые настолько сознают свое могущество, что все происходящее их не очень волнует. Потом Белобородов поинтересовался, как прошла ночка. Я кратко изложил главное из того, что мне рассказал «французский товарищ»:

— Настроение в офицерской среде жуткое, особенно в пехотных, мотострелковых и бронетанковых соединениях. Считают, что правительство постоянным урезыванием бюджета вконец разрушило армию. Техника устарела. Призывники служить не хотят, дисциплина — хуже некуда. Сокращение срока воинской службы, на которое правительство пошло, чтобы получить голоса пацифистов и выиграть выборы, армия рассматривает как национальное предательство. Компартия откровенно ведет пропаганду среди солдат. Препятствовать этому невозможно, ибо нельзя ущемлять свободу политических убеждений. Левая пресса раздувает каждый такой случай. Короче, идет настоящая травля старых армейских кадров. Некоторые офицеры говорят: «Чем хуже, тем лучше. Пусть приходят русские. Может, лишь тогда Франция поймет, до чего она докатилась». Правда, ракетные части, авиация и подводный флот в более привилегированном положении. Но армия уверена, что надеяться только на ядерное оружие — смешно. На атомную войну никто не решится.

Далее я сказал, что, возможно, мой ночной собеседник несколько сгустил краски, однако в принципе все это подтверждает наш анализ.

— А что не подтверждает? — спросил Белобородов, и я почувствовал, что он давно догадался, что его вызвали не для приятной беседы.

Тогда я усилил темп:

— Этому парню можно верить?

— В каком смысле?

— В прямом. Он честен в денежных делах?

— Безусловно. Идейный французский товарищ.

— Мы ему сколько даем?

— На дело и на представительство? По 50 тысяч франков в месяц.

— Может, кто-то решил подэкономить и давать только по 40 тысяч?

— Не думаю. Вряд ли. Меня бы предупредили.

Я вытащил из стола копии расписок, взятые мною из архива, и придвинул их к Белобородову.

— Вот смотри. Он давал расписки, как обычно, на пятьдесят тысяч, но последние полгода ему отсчитывали лишь по сорок. И объясняли это новой системой отчетности.

— Сволочи. Негодяи, — сказал Белобородов и, подумав, добавил: — И мудаки. Захотели француза объегорить на франках!

— Кто? — спросил я.

— Ну, это мои заботы, — ответил Белобородов. — Успокойся, я с них шкуру спущу.

— В понедельник же первым самолетом — в Москву! Судить их офицерским судом чести. Метлой из Органов и из партии!

— Тогда и меня вместе с ними как непосредственного начальника и докладную записку в ЦК — мол, воры и жулики в Комитете госбезопасности. Ты этого добиваешься?

— Мы не можем терпеть… — взревел я, но Белобородов меня перебил:

— А мы можем придушить человека в подъезде? Вот лично мы с тобой? Нет? Кишка тонка? А эти двое, что на связи с французским товарищем, могут. Конечно, хапануть шестьдесят тысяч за полгода — зарвались ребята, я с них взыщу, я их накажу. Но, Борис Борисыч, в посольстве все воруют. Химичат на представительских, на квитанциях, на счетах. А как по-другому? Валюты у людей с гулькин нос, а кругом столько соблазнов! Нервы не выдерживают, каждый тащит потихонечку. Не знал? Ну, ты у нас «шахматист», в теориях витаешь. Так знай. Жизнь, особенно наша, грубая штука. Сейчас мне вот эти двое — прямо скажем, с несколько дефицитной специальностью — позарез будут нужны. Согласен, Москва сможет прислать им замену. Такими кадрами Москва обеспечит. Но просто придушить человека в подъезде недостаточно. Надо знать — в каком подъезде. А эти двое приспособились к местным условиям, сообразят…

— Давай перекурим, — предложил я.

— Давай, — охотно согласился Белобородов.