Французская вдова

– Глядите под ноги, молодежь! – приказал он высоким пронзительным голосом. – Меня тут поставили следить, чтобы никто не навернулся. А вы прямо бегом бежите. Ноги хотите переломать?

– Мы на новую люстру хотим посмотреть, – примирительно ответил Федор, притормозив.

Тарасов тоже остановился и хмуро поглядел на деда.

– И впрямь: люстру поменяли, а перед этим занавес. Мохеровый велюр, – с гордостью доложил тот. – Утяжелен свинцовой тесьмой. Директор в восторге, администратор в восторге, все в восторге. Только публике все равно. Им главное, чтобы артисты в спектаклях были заняты знаменитые.

– Еще одно местное привидение? – спросил Федор вполголоса, отойдя от деда на несколько шагов.

– Понятия не имею, я его никогда раньше не видел, – ответил Тарасов. – Или не замечал. Меня интересуют преимущественно молодые актрисы. В отличие от привидений их можно потрогать руками.

Рабочие на сцене суетились над каким-то оборудованием. Все они были чистенькие, словно актеры, исполняющие роли рабочих. Тарасов с Федором дальше не пошли, чтобы им не мешать.

– Да, люстра богатая, – посопев, заявил режиссер, покачавшись с пятки на носок.

– И что с того? – спросил Федор, обозревая пустой и полутемный зал.

Он никогда раньше не стоял на сцене, разве что в детстве, когда их школьный танцевальный кружок внезапно выехал на гастроли в соседний район. Тогда Федор очень боялся выступать. Но сейчас, на секундочку представив себя артистом, внезапно почувствовал прилив воодушевления и волнения. Адреналин ударил в сердце, и оно застучало быстрее.

– Как бы ты истратил лишние деньги? – отвлек его от переживаний Тарасов. – Если бы они у тебя были и тебе приспичило бы сделать доброе дело?

– Отдал бы какому-нибудь детскому дому, – неуверенно ответил Федор. – Я об этом как-то не думал.

– И дети в качестве благодарности обслюнявили бы тебя шоколадными губами. Никакой «золотой контрамарки», благосклонного главрежа, восхищенных актрис…

– Думаешь, здесь все-таки замешана женщина?

– Не блесну оригинальностью, если отвечу, что женщины замешаны всюду, где пахнет скандалом или убийством.

– Нам необходим источник информации, – заявил Федор, оглядываясь по сторонам. Рабочие перестали бегать и теперь орали друг на друга. – Не представляю, как тут можно что-нибудь выяснить.

Тарасов посмотрел на него снисходительно:

– Погоди еще немного, друг мой, и ты захлебнешься информацией. За кулисами экспрессии гораздо больше, чем в пьесах Шекспира. Пойдем.

– Куда? – тотчас заинтересовался Федор.

– В гримерный цех.

– Зачем это? – Федор изобразил бровями изумление.

– За информацией, – ответил на его вопрос режиссер.

Упругим шагом он двинулся к кулисе и уже набрал было скорость, как вдруг дед, мимо которого им снова пришлось пройти, внезапно протянул руку и теперь уже его, а не Федора схватил холодными паучьими пальцами.

– Да что вы цепляетесь? – возмутился Тарасов. – Я человек нервный и не люблю, когда меня щупают. Незнакомых людей принято окликать, уважаемый. Язык дан человеку не только для того, чтобы им крошки с бороды собирать.

Не обратив никакого внимания на эту тираду, старик каким-то надсадным голосом сказал:

– Вам тут записка, – и протянул сложенный квадратиком листок бумаги.

– Ну да? – удивился режиссер. – От кого?

– То мне неведомо, – с торжественной вредностью ответил старик.

– Как это – неведомо? – вмешался Федор. – Вам ведь ее кто-то дал. Кто-то заговорил с вами.

– Ить заговорил, но со спины.

Тарасов между тем развернул записку, пробежал ее глазами и передал Федору.

– Ну, вот. Я был прав. Информация сейчас полезет, как квашня из кастрюли.

«Почему Забеленская после двух убийств поспешно поменяла В.А.З. на Н.А.?» – было написано на листке аккуратными печатными буквами с сильным нажимом.

– Кто такая Забеленская? – нахмурился Федор.

– Ее зовут Анна, – мрачно ответил Тарасов и тяжело вздохнул. Судя по всему, с этой женщиной у него были связаны какие-то личные воспоминания. – Актриса. Хм, она-то тут при чем? Ну, В.А.З. – это, допустим, Владислав Арсеньевич Зубов, главный режиссер, с ним ты только что познакомился. А кто такой Н.А.?

– Наверняка Колька Актюбенко, – неожиданно подал голос старик, который только что смотрел вдаль невидящим взглядом, но тут вдруг оживился и даже хитро заулыбался. – Засранец засранцем, но у женского пола от него прямо лихорадка делается. Бог ему складную морду нарисовал, вот его на части-то и рвут.

– Жалко, что еще не до конца разорвали, – пробормотал Тарасов.

– Выходит, в записке сказано: «Почему Забеленская после двух убийств поспешно поменяла главного режиссера на Николая Актюбенко?» – задумчиво повторил Федор.

Тарасов толкнул его локтем в бок, глазами указав на деда. Не дело, мол, озвучивать содержание записки при посторонних.

– А что, дедуля, давно ты в театре? – спросил он вслух.

– С начала рабочего дня.

– А вообще?

– А вообще – кот в плаще, – недовольно ответил тот. – Если я тебе не по нраву, милости прошу к начальнику отдела кадров. Он тебе все разобъяснит про меня и про мою деятельность.

– Да вы не сердитесь! Как вас зовут? – догадался спросить Федор.