Французская вдова

Во время первых же гастролей Петька старался особенно рьяно. Он всюду был на подхвате, помогал каждому, кто нуждался в помощи, и в театре уже просто не понимали, как они все раньше обходились без Возницына.

– Если дальше так будешь действовать, заменишь меня, Мишеньку, весь костюмерный цех, гримеров, да еще рабочих сцены в придачу, – смеялся Иван Фомич, радуясь профессиональным успехам своего протеже.

Единственное, что его тревожило, – это Петькино отношение к приме. Иван Фомич с тревогой наблюдал, как безжалостно и неумолимо затягивал парня любовный омут по имени Клавдия Лернер. Иногда он пытался вмешиваться, что-то объяснять, от чего-то удерживать, но в конечном итоге разводил в бессилии руками и отступал.

– Что я могу сделать? – говорил он администратору Борису Яковлевичу в ответ на его ядовитые шуточки по адресу влюбленного Петьки. – Клавкин сексапил, да в мирных бы целях! Если партийные да торговые монстры перед ней на задних лапках бегают, что ты от мальчишки хочешь?

– Так эти бегают в корыстных целях, чтобы получить свое при случае. Или купить. А этот суслик? Гибнет зазря, страдает, как этот… юный Вертер.

– Ну и поговорил бы с Клавдией, пусть она потолкует с парнем, объяснит что к чему. По-хорошему только, чтобы глупостей потом не наделал. Петька на вид шпанистый немного, но душа у него ранимая. Еще чего сотворит с собой – век себе не простим.

– Ты представляешь, куда она меня пошлет? – захохотал Борис Яковлевич. – Не полезу я в это дело, не проси. Сам разбирайся, ты ведь у него наставник.

– И разберусь, – сердился Фомич. – Еще как разберусь.

Однако чем больше проходило времени, тем меньше охотников находилось обсуждать эту трагикомическую историю, тем более принимать в ней участие.

Возницын знал, что в театре сплетничают, обсуждают его чувства. Кто-то веселился, а пьянчуга Рымарев, пожизненный исполнитель роли лакеев и дворецких, предложил Серову из звукового оформления пари на ящик портвейна: даст Клавка этому настырному прыщавому сопляку или не даст. Сам он был уверен, что не даст. Узнав об этом от очередного доброхота, Возницын дал в морду самому Рымареву, за что едва не вылетел с работы. Но когда на дирекции разбирались в причинах драки, Борис Яковлевич встал и громогласно заявил:

– Чего тут обсуждать? Представьте себе весы. На одной чаше – Возницын, который за небольшую плату выполняет кучу самых разных полезных дел. На другой – красная, с сизым носом рымаревская харя…

– Мне говорили, – задумчиво молвил главный режиссер, – что парень этот по уши влюблен в нашу Лернер. Это правда?

– Правда, – кивнул администратор. – Но в нее полстраны влюблено, и ничего, не хворает наша прима. Я даже насморка у нее не припомню.

– Но это не помешает работе, не приведет к эскалации насилия? – вяло нудил главреж.

– Клавдии может помешать только летящий навстречу бронепоезд, – ободрил его Наскальный, помощник режиссера.

– А Возницын прекратит работу лишь в случае, если прямым попаданием нового Тунгусского метеорита наш театр будет уничтожен, – добавил Борис Яковлевич. – Что касается насилия, то этот вопрос нужно задать нашему интеллектуалу Рымареву. Правда, для этого придется сбегать к ближайшему гастроному, возле которого он сейчас наверняка опохмеляется.

В итоге все присутствующие единодушно проголосовали за то, чтобы объявить Возницыну строгое предупреждение.

Однако самому Петьке по большому счету было наплевать, что по поводу его чувства к Лернер говорят и думают в театре. Он был счастливым человеком, хотя счастье отдавало горечью. Он узнал, что такое настоящая любовь. И узнал, что такое любовь без взаимности и даже без самой безумной надежды. Впрочем, с самого начала безропотно согласился на это. В этом теперь был смысл жизни – приносить ежедневную жертву своему Чувству и поклоняться той, которая это Чувство разбудила.

Жизнь Возницына обрела небывалую доселе четкость и осмысленность. Работа в театре вообще пришлась ему по душе. Однако то, что Петя практически ежедневно мог видеть предмет своего обожания, делало ее просто бесценной.

Он знал, что не осмелится признаться Лернер в любви – в самом деле, не мог же он думать, что блестящая женщина ответит на любовь какого-то невзрачного молодого человека. Встречаясь с ним, Клавдия приветливо здоровалась, хотя было ясно, что Возницын для нее – просто человек из обслуживающего персонала, не более. Если она и догадывалась о чем-то, то не придавала значения. У нее была своя жизнь, в которой Петьке Возницыну места не нашлось.

Так прошло несколько лет. Сменяли друг друга театральные сезоны, гастроли следовали за гастролями, события за событиями. Однажды морозным зимним вечером в театре отмечали тридцатипятилетие Лернер. В тот день она была необычайно оживленной, веселой, разговорчивой, со всеми обнималась, целовалась. После спектакля – роскошный банкет. В честь именинницы произнесли множество красивых тостов, ей вручили целую гору замечательных подарков.