Французская вдова

Возницын перевернулся на другой бок, и диван противно заскрипел. Скрип на минуту вернул реквизитора к текущим проблемам. Он пошел на кухню, налил стакан минералки и вернулся обратно. Но лежать больше не хотелось, и Петр Валерьянович сел в любимое кресло и включил телевизор. Немного поглазев на биатлонистов, которые соревновались на очередном этапе кубка мира, он выключил звук и прикрыл глаза. И тут же – как будто по взмаху волшебной палочки! – перед внутренним взором снова возникли давние образы…

Диадема была одним из трофеев, который Петька разыскал в том самом подвале. Он сразу понял, что держит в руках настоящую драгоценность. Спрятав понадежней, он долго не решался показать ее антикварам, справедливо полагая, что те нормальной цены не дадут, да еще устроят неприятности. Однако Петьке ужасно хотелось выяснить, сколько может стоить такая вещица. Вдруг придется все-таки продавать.

Наконец решился – принес к одному старичку-ювелиру. Тот аж засветился, долго разглядывал диадему, – Возницын тогда впервые услышал это слово, – а потом сказал, что вещь цены баснословной, отличные камни, старинная работа. Предложил Возницыну сумму, от которой кругом пошла голова, диадему из рук выпускать не хотел. Петька все-таки ее забрал, сказал, что подумает, и пустился наутек. Хорошо еще, старичок-ювелир не знал ни фамилии его, ни адреса, иначе точно были бы проблемы. В общем, недолго думая, Петька припрятал диадему до лучших времен. И когда узнал, что Клавдия Лернер отмечает тридцатипятилетие, вопрос, что дарить ей в столь замечательный день, просто не возник.

И вот как все обернулось! Утро, наступившее после злополучного дня рождения, Возницын провел с ужасной головной болью и в сильных сомнениях – идти на службу, взять больничный или вообще уволиться из театра, передав заявление через Ивана Фомича.

Не приняв окончательного решения, он поплелся в театр и всю дорогу молил бога, чтобы тот не позволил ему столкнуться с Лернер. По счастью, не столкнулся. Зато прямо у служебного входа Петя увидел Бориса Яковлевича, который нес на себе яркий отпечаток вчерашнего празднества. Увидев Возницына, администратор весело загудел:

– Ну, Петро, ты даешь! Я из-за тебя полночи не спал. Звонит мне в два часа Лернер и требует твой телефон и адрес, причем немедленно. Это чем ты ее так приворожил вчера? А, Казанова? Правильно говорят – в тихом омуте…

Возницын замер на месте, втянув голову в плечи – все, это конец. Теперь в театре узнают про его трагедию. Значит, все-таки придется увольняться. Но как же его Чувство, как же Клавдия? Ведь если уволится, он не сможет видеть ее!

– То ходила не замечала, – продолжал Борис Яковлевич, не обращая внимания на выражение лица новоявленного Казановы. – А тут подавай ей телефон, да еще и адрес! Где ты живешь, я, конечно, не помню, но телефончик был в записной книжке. Ну, давай, рассказывай, коли я теперь в курсе ваших отношений.

– Что рассказывать? – пролепетал бедный Петя. – Рассказывать совсем нечего.

– Неужели оплошал? – огорчился за парня Борис Яковлевич. – Не надо было тебе водку пить, от нее мужик слабеет. Ничего, я никому не скажу, со всяким может случиться. Но в следующий раз будь во всеоружии. Хотя следующего раза может не быть, Клава своенравна, неуравновешенна и капризна. Сейчас вдруг захотела, а потом – все, как отрезало.

У Петьки не было никаких сил оправдываться и опровергать родившуюся в похмельной голове администратора версию произошедшего минувшей ночью. Хотелось одного – спрятаться куда-нибудь подальше и никого не видеть.

– Борис Яковлевич, – взмолился Возницын. – Как мне уволиться из театра? Только незаметно.

– Да перестань ты, – обнял его за плечи администратор и подтолкнул к входной двери. – Из-за такой ерунды ломать себе жизнь? Тебе в театре самое место. Видишь, даже примы от тебя с ума сходят. Не переживай, никто ничего не узнает. Не в Клавиных интересах распространяться, как же – такая женщина, а мальчишку раскрутить на любовь не смогла. Я, само собой, молчок.

Петя, понурив голову, двинулся вперед.

– Знаешь, – разоткровенничался администратор, по-прежнему обнимая его за плечи. – Если бы я стал рассказывать о всех ее похождениях, Клава давно бы меня переехала самосвалом. Так что работай спокойно. И не переживай – будет у тебя много женщин, да еще получше. Эти примы, верь мне, все эмоции на сцене реализуют, а в жизни и в постели они так себе, ничего особенного. Ты не думай, с Лернер у меня ничего такого не было, мы с ней деловые партнеры, даже, можно сказать, друзья. А вот какая-нибудь второразрядная актрисуля такое тебе покажет – ух! Возьми хоть у нас…

Болтовня администратора неожиданно навела Возницына на мысль. Настолько важную, что он тут же раздумал увольняться. Более того, дружески расставшись с Борисом Яковлевичем, едва ли не бегом прибежал в цех реквизиторов и немедленно стал обдумывать новый план своей дальнейшей жизни.