Французская жена

– Я люблю, Нина! – воскликнула Полин.

– Да? – хмыкнула Нинка. – И где?

– У Клинта в мастерской. Это возле Пер-Лашез. Окна выходят прямо на кладбище.

– Романтический секс, – заметила Нинка.

– Да! Клинт – классный любовник. Нина, я не могу выпрыгнуть из его постели прямо сейчас. А то он меня сразу бросит, а у нас только недавно начались отношения.

«Вот дура! – сердито подумала Нинка, представив тощенькую, с невыразительным личиком Полин. – Сношения у него с тобой, а не отношения».

Но что тут можно было сказать? Полин сейчас пребывала, похоже, в том самом состоянии, в которое впадала и Нинка, стоило ей только влюбиться. Раньше впадала.

– Я Жан-Люка уже звала с собой Рождество встречать, – сказала она. – Он не хочет. – И объяснила: – Я же к старухе иду, там тоска будет смертная.

– Уговори его, умоляю! Он тебя послушается. Нина, я заплачу по праздничному тарифу!

– Интересно, что ты будешь делать, если мне не удастся его уговорить? – усмехнулась Нинка.

– Тебе удастся, я уверена! Он даже обрадуется, что будет встречать Рождество с тобой.

В том, что Нинка обрадуется возможности встречать Рождество с ее сыном, Полин, видимо, была уверена тоже.

– Ладно, возьму его с собой, – сказала Нинка. – То-то старушки повеселятся!

Все-таки она почувствовала некоторую растерянность от необходимости сообщить Жан-Люку, что Рождество он проведет не с мамой и даже не дома. И где, кстати, подарок для него от мамы?

В углу мастерской стояла искусственная елка. Она была украшена странноватыми игрушками, но никакого подарка под ней не наблюдалось. Вполне возможно, что Полин не успела или забыла его купить. А свой подарок, непедагогичный пистолет, стреляющий водой, Нинка уже успела подарить заранее, и Жан-Люк уже успел превратить свою комнату в болото, паля из него направо и налево.

Она решила, что самое правильное будет не разводить сопли.

– Вот что, – сказала Нинка, когда Жан-Люк вышел из своей детской в мастерскую, в которой Полин и работала, и принимала гостей, и обедала, в общем, жила полной жизнью. – Мы с тобой будем праздновать Рождество вместе.

– У-о-и-и!.. – издал радостный вопль мальчишки.

– Но при одном условии, – тут же уточнила Нинка.

– При каком? – насторожился он. – Я не лягу спать в десять часов!

– Ляжешь, когда захочешь. Но мы с тобой все-таки пойдем в гости.

Тут Жан-Люк наконец сообразил, что в квартире не хватает толпы и шума.

– А где мама? – спросил он.

– Мама за тобой прямо туда и придет.

Только сказав это, Нинка подумала, что любовь с видом на кладбище может ведь растянуться и на более долгий срок, чем рождественская ночь.

«Ладно, будет хлеб – будет и песня», – решила она.

Эту оптимистичную бессмыслицу она слышала от мамы. Та даже, кажется, рассказывала, что это было написано в какой-то советской книжке, да Нинка позабыла, в какой.

Неизвестно, что собирался ответить Жан-Люк, но тут в прихожей раздался звонок.

– Это мама! – завопил мальчишка.

– Мама придет позже, – осадила его Нинка.

Совершенно незачем ему настраиваться на то, что все равно не сбудется. Так он еще и Санта-Клауса собственной персоной потребует!

Выйдя в прихожую, она обнаружила, что дверь на лестничную площадку не только не заперта, но еще и распахнута настежь. Нинка вспомнила, что часто заставала дверь квартиры Фламель именно в таком виде. Наверное, Жан-Люк вслед за своей мамой был уверен, что так оно и должно быть, а потому не закрыл ее и на этот раз.

«Ну, я и сама же сколько раз ключи в Москве теряла», – подумала Нинка.

Почему-то воспоминание о собственной безалаберности показалось ей сейчас не слишком приятным. Но почему, сообразить она не успела.

По лестнице поднимался гигантский человек. От того, что кожа у него была очень смуглая, он казался еще больше – занимал просто весь лестничный проем, вот какой.

– Вы к кому? – спросила Нинка.

Не ответив, человек ступил на лестничную площадку перед квартирой. Он выглядел так зловеще, что Нинка чуть не захлопнула дверь прямо у него перед носом. Может, и надо было захлопнуть, но было уже поздно. Отодвинув Нинку в сторону – разве что не ногой, как кошку какую-нибудь, – человек вошел в прихожую. Ей ничего не оставалось, как войти тоже.

Не сняв куртку, он направился из тесной прихожей в глубь квартиры.

– Вы к кому, месье? – повторила Нинка уже погромче.

Гость обернулся, смерил ее презрительным взглядом и, не удостоив ответом, скрылся за дверью мастерской. Нинка последовала за ним.

Конечно, к Полин может прийти кто угодно, и она вовсе не обязана знать всех ее гостей в лицо, но этот мрачный гигант почему-то вызвал у нее тревогу. Оно-то, может, и не ее дело – квартиру она сторожить ведь не подряжалась. Но Жан-Люк…

– Жан-Люк! – наконец подал голос этот странный визитер.

Голос у него оказался хриплый и глухой, как будто в его груди помещалась пустая бочка. Он улыбнулся во весь огромный рот, но лицо его от этого приобрело не радостное, а, как показалось Нинке, какое-то зверское выражение.