Вот чисто по-человечески мне Марселя Израилевича жалко. Глаза ввалились, мешки под глазами и цвет лица какой-то нездоровый, не дай бог ещё и он заболеет. Хрен знает кого пришлют на его место, а то мне и небо с овчинку покажется. Хоть бы помощника какого завалящего с «большой земли» прислали бы. Так-то они с Довгалевским дружно в пару справлялись хорошо, но один Розенберг явно зашивается, это мне и невооружённым глазом видно.
— Так просто физически не смогу! Я же Вам ещё в прошлый раз говорил, что сажусь оперетту писать, у меня выпускной спектакль на носу. Это Вам не песенку спеть, это полноценное театральное представление! Вы хоть представляете себе, какой там объём и сколько работы? Музыканты, хореография, вокальные партии… а ещё художника где-то искать надо. А деньги на это откуда взять? Кстати, вот смета на спектакль, чем мне полпредство помочь сможет? Мне сейчас каждый франк в кассу пойдёт. Ужас сколько и чего надо!
Розенберг не глядя берёт листок с расчётами сметы и продолжает меня «воспитывать»:
— На песенки в кабаре у тебя время находится, а как для родного государства выступить так тебе двух часов в месяц жалко? Совсем ты Миша тут обуржуазился, пора тебе на Родину возвращаться, пока развратная и разгульная жизнь тебя окончательно не сгубила! — тут его взгляд утыкается в расчёты сметы, брови ползут вверх, и он переводит на меня ошарашенный взгляд.
— Эт-то что такое? Миша, ты что, совсем сбрендил в своём кабаке? Какие такие четыреста пятьдесят тысяч франков? Ты шо, больной на всю голову, что столько нулей нарисовал? Ты случаем с мотоцикла на днях не падал? Головой об дорогу не стукался? Может Вы там своё кабаре в карты проиграли, и ты дела так поправить решил? Мальчишка! Да я тебя завтра же в Одессу первым пароходом отправлю! Ты где такие цифры писать научился?
Вот орёт-то! Аж заслушаться можно! Больной-больной, а вскочил и руками машет как здоровый! Как бы в ухо мне ни зарядил по запарке, на всякий случай отсаживаюсь подальше. Один такой возбуждённый кадр и через стол умудрился мне в скулу засветить, до сих пор забыть его не могу и «добрым незлобивым словом» иной раз вспоминаю. Может он там заикой от моих поминаний станет. Всё мне радость какая-никакая.
— Марсель Израилевич, нельзя мне сейчас на Родину, у меня премьера на носу! Вы хоть понимаете, какие деньги в казну государства пойдут? Это же валюта! Нельзя всё взять и просто похерить, я уже год к этому иду! И кабаре Вы мне зря вспоминаете, я уже больше месяца как из заведения уволился. Нет у меня время на досужие развлечения. Жалко, конечно, терять такой заработок, но что поделать, весь в работе с утра до ночи. Меня сюда не развлекаться направили, а учиться. А филармония ещё и как на музыканта на меня надеется. Никак нельзя мне не оправдать такого высокого доверия!
— Но деньги на постановку мне действительно очень необходимы. Иначе весь мой труд насмарку пойдёт, а где их взять ума не приложу, хоть на паперть иди с протянутой рукой, но там и за всю жизнь столько не насобирать. Так поможете мне или как?
— Миша! Ты хоть соображаешь сколько ты просишь? И на что? На то чтоб своё честолюбие потешить? Государство сейчас каждую копеечку считает, а ты чуть ли не пол миллиона франков предлагаешь взять и на ветер выбросить? Даже и не мечтай! Если и поможем, так тысяч пять-десять выделим, на большее даже не рассчитывай. Ишь что удумал, французов опереттой удивить! Да они этих опереток насмотрелись до отрыжки!
— Их уже тошнит от них так же, как меня от их одеколона! Иди Миша, и с глупостями ко мне больше не приходи, а за отказ от концертов с тебя в Филармонии ещё спросят, это я тебе обещаю! — вижу, что Розенберг действительно расстроен, видимо мой отказ от выступлений нарушает какие-то его планы, но и пойти на попятную тоже не могу. Нет у меня времени на эти концерты.
— Марсель Израилевич, деньги на постановку я всё равно найду. Только боюсь, что Вам не очень понравится, где я возьму их. И не говорите потом, что к Вам я не обращался. Лучше сделайте запрос в Москву, может там смогут хоть чем-нибудь мне помочь. Речь идёт не только о моей репутации как композитора, но и о музыкальном престиже наше Родины! Вы представляете какой это будет грандиозный успех, если оперетта советского композитора завоюет признание на родине автора произведения? И как это поможет в укреплении международных отношений между СССР и Францией?
Замираю в ожидании ответа и гадаю, «клюнет» Розенберг на мою подсказку, или не заметит её? То, что такую сумму в полпредстве мне не выделят даже не сомневаюсь. В том что в Москву Марсель Израилевич о моих «хотелках» обязательно сообщит тоже уверен, как и в том, что Москва ответит: — «Денег нет, но Вы держитесь!» © Или вообще промолчит, похохотав над наивным простачком. Но мой куратор на мой намёк «клюёт» и мысленно вздыхаю с облегчением.