Французские гастроли

Проблему с визой в США брался решить Шуберт. У Советского Союза нет дипломатических отношений с Соединёнными Штатами, но у меня есть виза во Францию, а во Франции есть полпредство СССР и посольство США. Джейкоб обещал «подёргать за ниточки» свои связи в госдепе и «выбить» мне «рабочую визу», дающую официальное право работать в качестве дирижёра и режиссёра будущего спектакля. Всё-таки трудовое законодательство в штатах довольно драконовское, особенно по отношению к нелегальным работникам. Работодатель легко может нарваться на внушительный штраф, а работник «огрести» тюремный срок. Оно нам надо?

Следую тем же маршрутом, что и полтора года назад, но тогда я шёл от вокзала в полпредство пешком, а сегодня сижу за рулём. Освоить «Бентли» после «Фиата» оказалось несложно. Права на управление автомобилем получил после «экзамена» в мэрии шестнадцатого округа, куда территориально входит, а собственно, его и образует район Пасси. Да и какой там «экзамен»? Просто приехал на своём автомобиле, немного покрутился на площади перед мэрией, показал «свидетельство пилота», дарственную на автомобиль и спустя пару часов получил «свидетельство на право управления экипажем».

Проезжая мимо кафешки, в которой когда-то попробовал вкусные куриные крылышки, решил остановиться и перекусить. Обед был давно, а сколько я проторчу в полпредстве и когда смогу поужинать, мне неведомо. Саша по телефону только передал просьбу Розенберга заехать сегодня обязательно, мол, есть разговор, но о чём он, секретарь меня не предупредил. После премьеры мюзикла отношение ко мне у Марселя Израилевича резко переменилось в лучшую сторону. Я как-то «значительно вырос» в его глазах, и он стал относиться ко мне более серьёзно, а не как к мальчишке, которым можно было легко управлять и командовать.

На это несомненно повлияло то, что Розенберг увидел, как ко мне относятся музыканты оркестра и преподаватели Консерватории. Да и мой разговор с мэтрами музыкального олимпа мимо его ушей не прошёл. Похвала в мой адрес со стороны композиторов мирового уровня Стравинского и Прокофьева, дружеское и уважительное отношение со стороны именитого дирижёра Пьера Монтё, директора Театра Елисейских Полей Луи Жуве и «примкнувшего к ним» Жака Руше, директора Парижской оперы, видимо, укрепили моего «куратора» во мнении, что «мальчик» неожиданно повзрослел.

А «подарок» моих спонсоров вообще на какое-то время выбил Марселя Израилевича «из колеи». Такие «игрушки» серьёзные бизнесмены в это время даже своим детям не дарят. Это он ещё не знает о моём самолёте и полётах. На всякий случай, пока и сам помалкиваю, и Артура Антоновича об этом попросил молчать. Ни к чему эту информацию знать сейчас моему куратору, у него и без меня забот хватает.

* * *

Припарковываюсь у тротуара, немного не доезжая до дверей заведения, и выхожу из машины. У входа в кафешку к стене прислонён какой-то небольшой куль. Странно, обычно мусор выносят на задний двор. Делаю пару шагов по направлению к двери и замираю в недоумении, переходящем в шок. «Мешок» начинает шевелиться, а из него на меня смотрят глаза! Мне уже доводилось в своей жизни видеть подобный обречённый взгляд.

Так смотрит на человека брошенный щенок. В его взгляде читаются одновременно, и робкая надежда на то, что его сейчас приласкают и покормят и понимание безнадёжности такой надежды. Если щенка приласкать и покормить, то он будет бежать за тобой до тех пор, пока не выбьется из сил и не упадёт. Если просто пройти мимо, то он долго будет смотреть тебе во след, как бы недоумевая на твоё безразличие, а потом ляжет, опустит мордочку на лапы и заплачет. Люди не замечают этих слёз, потому что никогда не заглядывают в глаза брошенных щенков.

Присаживаюсь на корточки, и теперь понимаю, что, то, что поначалу принял за мешковину, на самом деле заношенное до ветхости детское платьице, прикрытое сверху таким же ветхим и грязным женским платком. И это вся одежда ребёнка! В ноябре! Из-под рванья ко мне протягивается синюшная от холода и почти прозрачная тощая детская ручка, сложенная лодочкой. Заветренные губы пытаются что-то произнести и на грани слышимости различаю:

— Мсье, пожалуйста, дайте хлебушка… — на этом ребёнок замолкает, видимо, исчерпав запас своих небольших сил.

— Люси! Ты опять тут? Сколько раз тебе говорить, чтоб ты сюда больше не шлялась? Проваливай немедленно! — в голосе выскочившего из кафешки гарсона слышится злобное недовольство. Это не тот гарсон, что был тут в прошлый раз, видимо, не его смена.

— Мсье, прошу нас извинить за это досадное недоразумение. Попрошайки совсем обнаглели! Уже и днём сюда таскаются. Гонишь их, гонишь, а им всё неймётся! — голос гарсона становится заискивающим. — Прошу пройти внутрь. Ноябрь нынче выдался холодным, а внутри тепло, мы на отоплении для посетителей не экономим. У нас великолепный выбор блюд, Вам обязательно понравится!