Французские гастроли

В ярких зрачках широко раскрытых глаз мерцают звёздочки и сверкают искорки, любуюсь ими дав девушке пару минут на отдых после чего подгребаю её под себя и уже «финиширую» сам. Пальцы наших рук переплетены, тела слиты воедино и сердца гулко бьются в унисон. В этот миг кажется, что весь мир создан только для нас двоих, мы в нём одни и ничто не сможет нас потревожить. Но проходит ещё несколько мгновений, и девушка поспешно убегает в ванную. Спустя десять минут я провожаю из каюты «строгую горничную», мы страстно целуемся на прощание и расстаёмся до следующего вечера.

* * *

С музыкантами у меня установились нормальные рабочие отношения. Лещенко на репетициях блаженствует.

— Миша! Вот теперь я тебе верю, что ты настоящий дирижёр и у тебя в Одессе есть свой ансамбль. Я своих оболтусов балую, и они у меня слегка распустились, но ты их строишь как унтер новобранцев. Даже не верится, что такое может быть, но это есть!

Да, вот как-то незаметно вновь почувствовал себя «худруком». Но Пётр Константинович, естественно, главный и непререкаемый авторитет. А временно «безработный» Жорж вовсю осваивает искусство фотографа, таскаясь со своей треногой и в ресторан, и на палубу. Фотографируя Петра Константиновича везде где только можно.

— Для Истории! — как пафосно и лаконично он объясняет своё новое увлечение.

Музыканты живо интересуются моей жизнью в Одессе и вообще событиями в «советах». Что могу то рассказываю, естественно без особых подробностей. Фиг знает куда могут «утечь» мои «откровения» и как бы они в последующем не превратились в «показания». Наиграл и спел несколько своих песен, оркестрантам понравилось, но Лещенко остался недоволен.

— Миша, музыка бесспорно хороша, но текст слишком… м-м-м… глубокий! Надо что-то полегче. Думал что-нибудь взять у тебя для своего репертуара, но это — не моё. Жаль!

Действительно, репертуар у Лещенко несколько «легковесен» и местами слащаво наивен, но его искренний голос искупает все огрехи текстов, которые он иногда сам же и пишет на популярные мотивы. Выяснилась и причина «пароходных гастролей» Петра Константиновича. — Миша, мне «Columbia» предложила контракт на запись моих песен. Надо ехать в Лондон, но с женой и маленьким ребёнком это несколько проблематично и накладно. А тут предложили разовый контракт на популяризацию пассажирских рейсов новой пароходной компании. Платят более чем достойно, вот я и согласился, деньги лишними не бывают.

Однажды услышал, как Агнешка в ванной что-то весело напевает на польском языке. Попросил повторить для меня и поразился её музыкальному слуху и голосу. После долгих уговоров упросил пойти со мной в музыкальный салон для прослушивания. Чем чёрт не шутит, вдруг эта девушка будущая звезда польской эстрады? К своему сожалению и российских-то исполнителей этого времени знаю не всех, что уж тут говорить о зарубежных?

— Миша, да она просто очаровательна! Так вот значит какой симпатичный у тебя «строгий режим»? Теперь мне всё понятно! Я бы тоже бежал к такой барышне со всех ног. — Лещенко от души наслаждается смущением девушки. По моей просьбе музыканты играют пару популярных польских песенок, и Агнешка переборов смущение довольно неплохо их исполняет. Всё-таки есть что-то правильное в том, что сейчас в гимназиях преподают музыку. Это не те уроки пения, что я застал в своём времени. Сейчас к этому относятся более ответственно.

— Хм, а знаешь… по-моему совсем неплохо и голосок довольно миленький. Конечно, над ним надо ещё поработать, но что-то в нём определённо есть. Пожалуй, я бы взялся огранить этот алмаз!

— Пётр Константинович, даже не вздумайте! — я-то знаю этого «ювелира», ни одной хорошенькой юбки не пропустит. Но мне голос действительно понравился, был бы в Одессе, обязательно взял бы Агнешку в ансамбль. И не только «через кровать».

— Миша! Друзья — это святое! — Лещенко шутливо вскидывает в верх руки. Но я пожалуй дам свои рекомендации, если твоя подружка решит всерьёз заняться эстрадой. В Варшаве у меня есть несколько хорошо знакомых музыкантов. Я сегодня же напишу для них рекомендательные письма.

Неугомонный Жорж делает несколько совместных снимков «для истории», заодно и нас с Агнешкой фотографирует возле рояля в окружении музыкантов. После чего счастливая и окрылённая Агнешка покидает музыкальный салон, а я раздаю музыкантам ноты и партитуру вместе с текстом Петру Константиновичу. Это танго появится только через несколько лет и покорит весь Советский Союз, хоть и будет написано в Польше.

И совсем не чувствую себя плагиатором. Только в Союзе оно имело три (!) официальных русскоязычных текста написанных разными авторами и ничего общего не имеющих с польским оригиналом, да и музыка неоднократно подвергалась изменениям и аранжировкам. Танго стало символом предвоенной эпохи, и олицетворяло ту безмятежность и покой что сейчас царят в Европе. А в Союзе оно прочно будет ассоциироваться с последними предвоенными годами.

— Это что, Миша? — Лещенко с интересом смотрит в текст.