Французские каникулы

На следующий день после разговора с Дианой Паскаль улетела в Париж. Она была очень рада повидаться с родными и старыми друзьями, побывать в любимых ресторанах и кафе и сходить в Лувр. Она посетила все новые выставки и обежала все известные ей антикварные лавочки на левом берегу. Несколько раз ходила она и в театр, но больше всего ей нравилось проводить вечера с матерью, бабушкой и теткой в теплой, семейной атмосфере своего старого дома в центре Парижа. Возвращение в родные места помогало Паскаль зарядиться энергией на целый год, и не было ничего удивительного, что каждый раз она так ждала лета. Она к тому же очень любила мать, которая в последнее время часто болела и с нетерпением ждала каждой встречи с дочерью.

Впрочем, в этот раз Паскаль застала свою матушку в добром здравии. Не чувствуя изматывающей ломоты в ногах и пояснице, мадам Жардин была полна энергии и большую часть времени пребывала в приподнятом настроении, что, впрочем, не мешало ей ворчать и жаловаться на Джона. Он, по ее мнению, был слишком стар, толст, невысок ростом, зарабатывал мало денег, одевался как типичный американец и не желал учить французский язык. Паскаль давно к этому привыкла, и если раньше она защищала мужа (как защищала свою мать, когда Джон прохаживался на ее счет), то теперь она предпочитала просто не слушать ее причитаний. Разумеется, разговаривая с Джоном по телефону, она ни о чем ему не рассказывала, ибо это означало спровоцировать его на оскорбительные выпады.

Впрочем, Джон никогда не считал нужным сдерживаться и время от времени отпускал самые саркастические замечания в адрес тещи. В этом отношении он и мадам Жардин были достойны один другого, и Паскаль только вздыхала про себя, жалея, что они не похожи на ее тетку. Тетка Паскаль была глуха, как пень, и не слышала ни одного из тех ядовитых эпитетов, которыми ее сестра награждала зятя; больше того, она считала Джона вполне приличным человеком и очень жалела, что у них с Паскаль нет детей. Что касалось бабки Паскаль, то она была в таком почтенном возрасте, что спала большую часть времени, однако и она относилась к Джону гораздо теплее, чем младшая ее дочь.

Раздражение Джона питалось еще и тем, что в Париже Паскаль сразу становилась самой настоящей француженкой. Доходило до того, что в телефонных разговорах с мужем она сплошь и рядом заменяла английские слова французскими. Ее акцент сделался еще более заметным, к тому же Паскаль читала на ночь французские романы, три раза в день ела французские блюда и курила «Галуаз». Каждое движение, каждый жест, каждое слово и выражение, которое она использовала, были теперь истинно французскими, и Паскаль часто думала о том, что, если бы Джон увидел ее сейчас, он, наверное, узнал бы ее с большим трудом.

Как бы там ни было, когда подошло время отправляться в Сен-Тропе, Паскаль уже была в отличной форме. Несмотря на обильные обеды и великолепные десерты своей матушки, которым Паскаль без колебаний отдавала должное (в конце концов, она была не в Америке, где было принято считать каждую калорию и каждый грамм холестерина), она сбросила несколько фунтов и выглядела лучше, чем когда бы то ни было. Настроение у нее тоже было отличное. Мать и тетку она проводила в Италию неделю назад, а бабушке наняла сиделку, которая должна была присматривать за старушкой, пока ее дочери будут в отъезде. Теперь Паскаль была свободна и готова ко встрече с друзьями.