— Например, почему вы продолжали видеться. Мне кажется, слишком многое должно было вас разделять.
Он весь подобрался. Наклонил голову, поднял ее снова, уставился на меня. В мрачном его взгляде, казалось, отразилось какое-то страдание.
— Не знаю. — Он с силой сжал рукоятку ножа для бумаги. — Если уж в этом сценарии требуется чокнутый и если это не Ленанте, то, должно быть, я. Ты хочешь, чтобы я откровенно рассказал тебе о нем? Так вот, иногда я с удивлением замечал, что завидую ему. Да, я знаю, что все богатые рассказывают такие сказки. Со мной по-другому. В нем была какая-то чистота, которая благотворно действовала на других. Поэтому я и не порывал с ним отношения. Мы не виделись месяцами, но отношения сохранялись. Вот почему, когда как-то при встрече он сказал, что занемог и сляжет, я послал к нему Кудера, доктора из моих друзей и человека услужливого, хотя дело это было для него не из приятных. Мне было глубоко наплевать, что мог подумать доктор о дружеских отношениях фабриканта Борено со старьевщиком. Этот осел, должно быть, подумал, что я помешался на благотворительности. Но это была не благотворительность…
— Привязанность к прошлому, — сказал я. — Так уж мы воспитаны. Кем бы ты ни стал в жизни, невозможно полностью оторваться от прошлого.
— Да, прошлое, молодость… — Он встряхнулся, и тон его стал агрессивным. — Так вот, прошлое — это прошлое, но не будем все усложнять, как в былые времена. В гробу я видел это прошлое, понял?
В этот момент дверь внезапно распахнулась, и какой-то тип вломился в комнату, чертыхаясь:
— Слушай, ты видел?
Заметив меня, он остановился как вкопанный. Это был человек с угловатыми чертами лица, элегантный, хорошо одетый; за стеклами очков в золотой оправе метался затравленный лихорадочный взгляд. Он казался больным или, скорее, замученным. Борено натянуто засмеялся.
— Замечательно! — воскликнул он. — Теперь нас достаточно, чтобы создать группу по изучению социальных проблем и объяснить этим кретинам, — он сделал жест в направлении двора, — как совершить революцию. Ты не узнаешь Деланда, Бюрма?
— Я знал его только как Жана, — ухмыльнулся я, вставая, — но, кажется, теперь, окунувшись в воспоминания, я могу с ходу признать любого из завсегдатаев вегетальянского общежития и окрестностей.
— Бюрма! — воскликнул Несгибаемый. (Точнее, бывший Несгибаемый. Теперь, кажется, он согнулся и отлично приспособился к обществу. Он далеко ушел. Все далеко ушли.) — Бюрма, черт побери! Я бы тебя ни за что не узнал. Да и то сказать, в ту пору ты был еще мальчишкой.
Мы пожали друг другу руки. Рука у него была влажной.
— Мы старше его, — хохотнул Борено. — Он должен относиться к нам с почтением.
Жан Деланд повернулся к нему:
— Еще немного, и сторож не открыл бы мне дверь. Они что, ударились бастовать?
— Да, самая пора… Что с тобой? Ты болен?
— Я что-то такое съел, — схватился тот за живот. — Устрицы, наверно.
Он придвинул стул и сел. Во дворе продолжали митинговать. В дверь постучали. Вошла секретарша.
— Страсти разгораются, мсье, — сказала она.
— Хорошо, я выйду к ним, — сказал Борено устало. — Оставляю вас, друзья мои. У вас есть что сказать друг другу.
Он вышел. Говорить нам было особенно не о чем. Наступила долгая пауза, которую нарушил Деланд.
— Смешно, — сказал он. — Кто бы подумал, что когда-нибудь объявят забастовку против одного из нас. Тебе это не кажется смешным?
— Не очень, — ответил я.
Я чувствовал себя печальным и усталым. Мне было немного не по себе.
— Готово, друзья! — возвестил Борено, возвращаясь. — Послушайте-ка. — Он наклонился к окну, приставив руку к уху. — Послушайте-ка благородную и мужественную песнь труда.
Словно повинуясь его сигналу, снова заработала циркульная пила, вгрызаясь в дерево с радостным визгом.
— Договорился? — спросил Деланд.
— Все можно уладить. Всегда. Никогда не надо отчаиваться. Я удовлетворил их требования. Впрочем, они были законными, а я все же неплохой парень. Надо обмыть все эти дела: возобновление работы и возобновление дружеских отношений. Сейчас я вернусь.
Он вернулся с бутылкой и тремя бокалами.
— За здоровье обитателей вегетальянского общежития!
Мы выпили.
— Наш друг Бюрма пришел по поводу Ленанте.
Я повторил историю с Ленанте Деланду. Ничего полезного он сообщить мне не мог. После этого пошел бессвязный разговор, но я вовсе не был уверен, что напрасно теряю время Мне надо было задать один вопрос, и я выжидал удобный момент. Я узнал, что они оба женаты, что у Борено уже взрослая дочь и что в глазах консьержей и соседей они выглядят добропорядочными гражданами. Впрочем, они ими и были. Никто не подозревал об их прошлых антиобщественных убеждениях. Деланд тоже предприниматель. Он хорошо устроился. В конечном счете только бедняга Ленанте сохранил прежнее мировоззрение.
— Все изменилось, — отметил я. — Такова жизнь. Интересно бы узнать, что сталось с тем, кого мы называли Поэтом? Имени его я никогда не знал.
— Может быть, он стал академиком? — предположил Борено.