Французский орден особиста

В один из дней, когда уже почти стемнело, за окном послышался шум автомобиля, и через несколько минут в дом в сопровождении часового поднялся высокий, худощавый мужчина; лицо его скрывал капюшон. Поздоровавшись, он снял плащ. Отблеск пламени из камина упал ему на лицо, и Рябов узнал Алексея. Того самого, кто встретил их на конспиративной квартире после побега из лагеря, вручил временные документы и дал советы, как избежать разоблачения. Вокруг глаз Алексея залегли темные круги от бессонницы. В последние недели, когда партизанские отряды и группы подпольщиков развернули активную деятельность на всей территории Северной Франции, ему приходилось постоянно совершать челночные поездки. Наряду с решением организационных вопросов он занимался сбором разведывательной информации об оккупационных войсках.

Гость приехал не с пустыми руками, в качестве награды за успешную деятельность отряда он привез необычный подарок – патефон и пластинки с записями песен русских эмигрантов: Федора Шаляпина, Александра Вертинского и Коли Негина. Патефон вызвал бурный восторг, партизаны радовались, как малые дети, без конца трогали это забытое чудо спокойного, мирного времени. А Геращенко так вообще впервые видел патефон и чуть ли не на зубок перепробовал каждую его деталь, чем вызвал дружный смех и добрые шутки товарищей. Отмахнувшись от них, он шагнул к буфету, достал бутылку коньяка и рюмки, и все принялись дружно накрывать на стол.

Поздний ужин начался с тоста за будущую победу, затем выпили за Красную армию, за командиров и бойцов Сопротивления, за международное боевое братство. В бутылке все меньше оставалось коньяка, а у хозяев все меньше терпения. Они бросали умоляющие взгляды то на Алексея, то на патефон. И вот он завел его – поставил пластинку с записью песен Шаляпина. От могучего баса великого русского певца, казалось, вздрогнули стены и потолок. После знаменитой «Дубинушки» прозвучали «Очи черные», «Вниз по матушке, по Волге», «Эй, ухнем» и «Прощальное слово». За тысячи километров от родины эти песни звучали по-особому – укрепляли веру в то, что никто и ничто не в силах остановить Красную армии на пути к победе над фашистами, а возвращение на родину скоро станет реальностью.

Когда затихли раскаты знаменитого баса, зазвучал голос, от которого щемящая тоска сжала сердца партизан. Пел Коля Негин, в прошлом подполковник царской армии, летчик, сражавшийся в Гражданскую войну с большевиками. Не принимая новую власть, он горячо любил Россию. Она продолжала жить в его сердце и его песнях: «Здесь под небом чужим», «Замело тебя снегом, Россия», «Пожми мне руку на прощанье»…

– Как поет! Нет, как поет! За душу цепляет! – не мог сдержать переполнявших его чувств Орлов и поинтересовался: – Алексей, а кто это?

– Коля Негин, один из лучших русских шансонье в эмиграции, – пояснил тот.

– Негин, говоришь… – На лицо Загороднева мгновенно легла тень, глаза сузились, взгляд стал суровым. Он уточнил: – А его настоящая фамилия случайно не Гуляев?

– Да, Николай Гуляев, – подтвердил Алексей и заметил: – Что самое интересное, так это то, что певцом он стал по воле судьбы. Николай был кадровым русским офицером, вырос в звании до подполковника, но тут случилась революция, и его карьера…

– Да я прекрасно понял, кто это такой! – перебил Алексея Загороднев, его лицо исказила болезненная гримаса, и он с возмущением в голосе произнес: – Кровавая белогвардейская сволочь – вот кто такой твой Николай Гуляев! В Гражданскую этот белопогонник воевал против нас! Я лично, и не понаслышке, знаю все его кровавые подвиги, совершенные в России. А мы сидим тут и слушаем его буржуйские песенки! Не дело это!

Рябов молчал, не зная, что ответить. Остальные растерянно переводили взгляды с Загороднева на Алексея. В комнате повисла угрожающая пауза.

Наконец Алексей, поиграв желваками, нарушил гнетущее молчание:

– Месье Загороднев, извините, а кто тогда, по-вашему, были Суворов и Кутузов?

– Ну… выдающиеся русские полководцы, – пожал плечами комиссар.

– Выдающиеся! К вашему сведению, мой дорогой друг, они, как и Гуляев, тоже служили в российской императорской армии.

– А ты, Алексей, Гуляева с ними не ровняй. Суворов и Кутузов не воевали против собственного народа, не вешали на фонарях пролетариев и крестьян. А этот кровавый гад воевал за белых против меня и моих боевых товарищей!

– А что, месье Загороднев, все ваши родственники воевали за красных? – задетый за живое, допытывался Алексей.

– Да, все! Никто не остался в стороне от революции и Гражданской войны! – отрезал комиссар.

– Ладно. Это прекрасно. Тогда скажите, за что вы и все ваши родственники воевали?

– Как за что? – Загороднев снисходительно посмотрел на Алексея. – За нашу советскую, народную власть!

– Воевали против угнетателей-буржуев, шоб не сидели на горбу нашего народа. За свободу и равенство, – присоединился к нему Петриченко.

– За свободу и равенство? Тогда скажите, почему расстреляли Бухарина, Рыкова, Зиновьева, Радека? За что Троцкого сначала выдворили за границу, а потом и убили?