Французский орден особиста

Разговор за столом зашел о войне. Все трое воевали, и им было что вспомнить. Под превосходный выдержанный коньяк общение становилось все более непринужденным. Наконец Рябов посчитал, что наступил подходящий момент исподволь выведать про этого Жака.

– Полностью с вами согласен, господин майор! – ответил он на очередную фразу Мореля. – Война – это прежде всего страдания, боль и потеря близких людей. Я во Франции потерял своего хорошего друга, командира партизанского отряда Василия Порика.

– Да, слышал о нем…. Дерзкий был командир, – закивал Морель.

– А я был с ним знаком! – с гордость заявил Дюбуа.

– Я слышал, что ему удалось бежать из крепость Сен-Никез, откуда со дня основания никто не убегал, а она семь столетий стоит, – с уважением произнес Морель.

– Да, было дело, – вздохнул Рябов. – В Дрокуре у нас завязался отчаянный бой с немцами. Вася отстреливался до последнего, но был ранен и попал в плен. Боши бросили его в тюрьму Сент-Катерин и там пытали… Ночью Вася очнулся и пытался выломать решетку на окне, но потерял сознание.

После этого его отправили в Сен-Никез, заковали в кандалы и бросили в камеру.

– Но как же ему удалось бежать? Фантастика! – чуть ли не в один голос воскликнули французы.

– Василий был из категории тех, кто никогда не сдается! Он – советский человек.

– И все-таки как? – допытывался Дюбуа.

– Не обошлось без удачи, – усмехнулся Рябов. – Если бы не гвоздь…

– Гвоздь? Какой еще гвоздь?!

– Обыкновенный гвоздь, торчал в оконной раме. С его помощью Вася снял кандалы, а когда в камеру зашел надзиратель, убил его.

– На это же тюрьма… самая охраняемая… Как?! – недоумевал Морель.

– Выходит, не самая охраняемая. А может, просто повезло Василию. Ему удалось незамеченным пробраться в помещение, где не было решеток на окнах. Он вылез во двор и увидел высоченный забор. Уж не знаю, как его часовые на сторожевых вышках не заметили, когда он на забор забирался… Забраться-то забрался, а потом сорвался вниз почти с пятиметровой высоты… и остался жив. Жизнь ему мертвые товарищи спасли, чьими телами ров был заполнен до краев. Василий пришел в себя, добрался до первого дома и там нашел свое спасение. Семья французов спрятала его и подняла на ноги. А потом он дальше сражался, до самого своего последнего дня.

История Василия Порика потрясла Мореля и Дюбуа. За столом надолго воцарилось скорбная тишина, потом молча выпили за тех, кто сложил голову в борьбе с фашистами.

– Вот кто бы что ни говорил, а удача на войне играет большую роль, – сказал Рябов.

– Безусловно! – согласился Морель. – Мне тоже удача не раз спасала жизнь.

Рябов, держа свое на уме, тут же воспользовался ситуацией.

– Мне однажды крупно повезло, – сказал он. – Я с ребятами напоролся на засаду фрицев под Сен-Полем. Нас было пятеро, а их не меньше взвода. Они взяли нас в окружение. Честно, я уже попрощался с жизнью. И тут случилось чудо. На помощь пришел Жак со своими разведчиками…

– Под Сен-Полем, говорите? – оживился Морель и уточнил: – Жак – это псевдоним? Он русский? Француз?

– Француз… Господин майор, так это же наш Жак, он был под Сен-Полем! – воскликнул Дюбуа.

– Вряд ли. Я слышал, он погиб в мае сорок четвертого, – продолжил игру Рябов.

– Э… нет, погодите его хоронить, Иван Васильевич! Вы в засаду когда попали? – уточнил Морель.

– Я уже месяца не вспомню, но это зимой было… Февраль, скорее всего.

– Жив ваш Жак, жив! – без тени сомнений заявил Морель и повернулся к заму: – Люк, позови его!

Дюбуа пулей выскочил в коридор.

Вскоре дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник франтовато одетый, спортивного вида лейтенант. За его спиной маячил широко улыбающийся Дюбуа.

Рябов опешил. Он действительно знал Жака – командира французской разведгруппы.

– Ты?! – почти одновременно воскликнули боевые товарищи.

Поддавшись порыву, они обнялись, а дальше все происходило как в кино. Морель отбивал по спинке стула бравурный марш. Дюбуа, весело насвистывая, выставлял на стол новые бутылки.

Недобрые чувства к Жаку, обрабатывающему бывших узников, угасли. Они выпили за встречу, Люк Дюбуа рассказывал забавные истории, он знал их множество, все чувствовали себя расслабленно. Но подошло время послеобеденного построения, и Морель, извинившись, отправился на плац. К нему присоединился Дюбуа.

Возникла неловкая пауза. Рябов не знал, с чего начать трудный разговор. Жак заметил перемену в его настроении. С лица француза сошла улыбка, в голосе появились тревожные нотки.

– Иван, что-то не так?

– Даже не знаю, с чего начать, – признался Рябов.

– Тебя как будто подменили… Что произошло?

– Мне трудно говорить об этом.

– Но все же?

– Ты помнишь тот бой, когда вы пришли к нам на помощь?

– Конечно. Как такое забудешь?! Крепко мы тогда всыпали бошам!

– Да. Вы нам спасли жизнь. А сейчас… Ты… – Рябов пытался подобрать нужные слова.

– А что сейчас? Что изменилось? Я что-то не пойму тебя, Иван. Говори прямо! – потребовал Жак.

– Хорошо! Тогда мы, русские, и вы, французы, были вместе, и враг у нас был один – фашисты! А сегодня мы…

Рябов встретился взглядом с Жаком. В глазах француза мелькнула тень, в голосе появилась сухость.