— Чьим преемником на Земле является папа римский, — продолжил его мысль де Брежи. — Единственной его просьбой было позволить ему самому изготовить себе надгробие.
— Так сказать, последняя прихоть мастера.
— Именно мастера. Только из уважения к нему судьи пошли даже на то, чтобы на семь библейских дней отложить казнь. Об этом просил сам несчастный, доказывая, что ровно столько ему понадобится, чтобы завершить свой труд. Судье понравилось то, что мастер уже успел сделать, и он согласился удовлетворить просьбу обреченного, но с одним условием: казнь через повешение, к которой он был приговорен, будет заменена на казнь через сожжение на медленном огне. — Граф снова выдержал паузу и, по-иезуитски улыбаясь, взглянул на Хмельницкого, приглашая его по достоинству оценить «благодеяние» церковного судьбовершителя.
— И мастер, конечно же, согласился. Ради своего творения.
— Ради творения. Но взял у судьи слово, что оно не будет уничтожено, каким бы богохульным ни показалось церковникам. Когда он выпрашивал это слово, то имел в виду именно ту «библейскую вольность», которая вас так заинтересовала, генеральный писарь войска реестрового казачества. Под распятием, как видите, появился костер. А на голове Христа, вместо тернового венка — колпак приговоренного к сожжению.
— Явное богохульство.
— Ну, а сожженному надгробие, как вы уже догадались, не могло понадобиться. В этом была заложена инквизиторская хитрость судьи, которой он давно славился. Правда, в этот раз он перестарался. Говорят, пока дело дошло до казни, судью разбил паралич. А распятие, рискуя саном, а возможно, и головой, сохранил, а затем подарил мне один из монахов иезуитского монастыря.
44
Королева приняла их в своем дворцовом будуаре сразу же, как только они прибыли во дворец. Увидев ее посеревшее, буквально истерзанное усталостью лицо, графиня де Ляфер удовлетворенно ухмыльнулась: «Выглядит ее величество еще хуже, чем я после этой ужасной поездки».
— Где она? — первое, что спросила Мария Гонзага, даже не поздоровавшись с графиней.
— В соседней комнатке.
— Как она чувствует себя?
— Как может чувствовать себя женщина ее возраста после столь длительного…
— Собственно, я не об этом, — нетерпеливо прервала ее королева. — Она в состоянии творить свои пророчества?
— В состоянии.
— Тогда проведите ее вслед за мной. Через три часа король уезжает. Я очень боялась, что не успеете, тогда пришлось бы мчаться вслед за ним в Варшаву, а там все выглядело бы куда сложнее. Иезуиты висят над нами, словно стая коршунов. Они уже чувствуют, чувствуют…
— В том, что они как стая коршунов, я уже убедилась.
— Что-то произошло? — насторожилась королева.
— Просто убедилась. А о том, чтобы они действительно… висели, мы еще позаботимся, ваше величество.
Королева затравленно взглянула на самоуверенную графиню и ничего не сказала. Убедившись, что она так и промолчит, графиня позвала Власту. Та вошла под руку с Ольгицей.
Королева стояла в стороне от графини, однако Ольгица сразу же «отыскала» ее своими незрячими, но всевидящими глазницами.
— Вы нуждаетесь в моем совете, королева?
— Как и вы — в моем, графиня Ольбрыхская, — взволнованно ответила Мария Гонзага.
— Вы помните мой титул и мою родовую фамилию. Как это благородно с вашей стороны, ваше величество!
— И знаю, что, лишившись титула, вы предстали перед миром госпожой Ягодзинской.
— По фамилии матери.
— Все это в прошлом. Король уже распорядился, чтобы вам вернули ваш титул. Все будет сделано согласно существующим в вашем государстве, — она выразилась именно так: «в вашем государстве», — традициям. Вердикт с соответствующим решением получите прямо здесь, в Кракове. Послезавтра.
— Это будет справедливо, ваше величество.
— Я прослежу, чтобы в этот раз справедливость не оказалась отрешенной от истины Христовой. А теперь идите за мной.
Они прошли маленькую комнатку, и потом королева еще долго ступала каким-то узким полутемным коридором, который, как поняла графиня, вел к черному ходу, замаскированному где-то во флигеле, со стороны королевских конюшен.
— Сейчас он пройдет по этой дорожке, — отклонила Мария Гонзага сиреневую занавесочку на маленьком окошечке, из которого открывалась часть садовой аллеи.
— Не утруждайте себя, королева, занавесочка мне не мешает, — неожиданно заметила Ольгица.
Мария-Людовика вздрогнула, растерянно всмотрелась в лицо предсказательницы и буквально отбросила от себя ткань.
— Впрочем, отодвиньте ее, иначе не сможете проследить, когда он выйдет.
Медленно сочились томительные минуты ожидания. Королева почти неотрывно смотрела в окно, позволив себе при этом несколько раз мельком взглянуть на Власту. Эта необычная в своей красоте девушка оставалась для нее загадкой: кто она, почему оказалась рядом с провидицей?
— Вы тоже пытаетесь стать ясновидящей? — поинтересовалась Мария Гонзага, в очередной раз отвлекаясь от созерцания двора.
— Я больше, чем ясновидица, — вежливо объяснила Власта. — Я поводырь ее.
Диана еле сдержала улыбку. Королева окатила обеих высокомерным взглядом. Обычно таких дерзких шуток она не прощала.