Французский поход

— Может, ты из надворных казаков старосты Гульцевича — кто тебя знает? — мрачно сеял подозрение гайдук, подошедший вместе с атаманом, но державшийся чуть позади него. Роль в этой стае у него могла быть только одна — джура атамана.

— Я знаю, что вы поджидаете Гульцевича, — уже откровенно блефовал Урбач. — Но ведь и он тоже знает об этом.

— А как это он мог узнать? — пробасил атаман. — От какой сороки?

— А от кого я знаю, что староста Гульцевич с самого утра тырлуется в Вуйниках, чтобы после обеда выступить вместе с отрядом?

Атаман долго, мучительно чесал живот, шевелил челюстями и усиленно двигал густыми косматыми бровями.

— А черт тебя знает? — наконец философски преподнес плод своих умственных мучений. — Возьмите его, хлопцы, на стволы, — обратился к своим гайдукам. — Если окажется, что на самом деле за ним едет Гульцевич, застрелим. Если не Гульцевич, но скажет этим проезжим, кто мы, тоже застрелим. И вообще… На всякий случай, застрелим. Одним меньше будет.

— А вот и отряд, — ткнул стволом пистолета в сторону появившихся из-за холма кареты и всадников один из братьев.

Джура метнулся за кусты и вышел оттуда с каким-то тяжелым старинным ружьем, напоминающим легкое орудие.

— Давай его сюда. Раз пальну — и все кони в округе посдыхают, — похвастался атаман, с нежностью похлопывая ложе своего «фальконета». А вы, братья-мазурики, спрячьтесь и держите их всех на стволах.

Братья повернули коней и углубились в рощу. Джура отошел за ближайшее дерево и приготовил пистолет.

— Кто такие?! — первым примчался к ним Хозар. — Что за сброд?

— Местные, — спокойно объяснил Урбач. — Из отряда надворных казаков старосты Гульцевича.

— Что-то они мало похожи на надворных казаков, — скептически осмотрел Хозар пристроенный к животу атамана «фальконет».

— Главное, что расстанемся с ними мирно, — со смыслом молвил Урбач.

Они проследили, как карета в сопровождении Гурана и Улича прокатила мимо. Даже кучер и тот держал повод в зубах, потому что руки были заняты ружьем.

— Догоняй, — спокойно сказал ротмистру Лаврин, подъезжая при этом к атаману. — Я сейчас. Только попрощаюсь с людьми.

— Если посмеете тронуть — перевешаю, — грозно осмотрел гайдуков Хозар.

А стоило ему отъехать, как Урбач ударом ноги вышиб из рук атамана «фальконет», выстрелил в грудь зазевавшемуся джуре, жадно смотревшему вслед карете, и, пригнувшись, с гиком помчался вслед за своими.

Два запоздалых выстрела, прогремевших ему вдогонку, изменить что-либо в этой истории не могли.

22

Поняв, что произошло, Хмельницкий оставил карету, предпочтя ей привычное седло. Его примеру тотчас же последовали Гяур и Сирко.

— Так это что, по наши души засада стояла? — поинтересовался полковник, подождав Урбача, семенившего на своем выносливом татарском коньке последним.

— Ждали не нас, но пули могли быть нашими, — нехотя ответил сотник, давая понять, что все происшедшее не стоит долгих расспросов.

— Казак ты, Лаврин, стоящий, и талант в тебе какой-то такой, особенный. Это ты уже доказал.

— Чего же мне не хватает? — миролюбиво улыбнулся Урбач.

Хмельницкий оглянулся. Двое всадников-гайдуков медленно тащились вслед за ними, словно отощавшие волки, ожидающие, когда их добыча окончательно выбьется из сил.

— Однако ты пока что не сумел выяснить, кто еще, кроме поручика Ольховского, связан с тайным советником Вуйцеховским. Страшно грешить на кого бы то ни было из этих парней-русичей. Но сдается мне, что как раз на кого-то из них Вуйцуховский и рассчитывает. То, что он знал о нашей поездке во Францию, о встрече с графом де Брежи — пришло от кого-то из людей Гяура.

— Поручика Кржижевского подозревать отказываетесь?

— Я вообще не привык подозревать кого-либо. Война ведь тоже должна вестись по рыцарским канонам. Впрочем, готов был заподозрить и его, если бы… — развел руками Хмельницкий. — Видишь ли, штука какая: Вуйцеховский знал то, чего Кржижевский знать не мог.

— Согласен, полковник, — задумчиво произнес Урбач, подозрительно осматривая склон желтеющей впереди возвышенности. — Он знал значительно больше. И К? ржижевский здесь ни при чем. На этого гусара можно положиться. Несмотря на то, что он лях.

— Кому же нельзя доверять? Хозару? Уличу? Сотнику Гурану?

Урбач не ответил, однако Хмельницкий чувствовал, что ответ все же последует. Коль уж Лаврин знал, что в его, Хмельницкого, окружении завелся осведомитель тайного советника, он не мог не попытаться выяснить, кто именно подрабатывает таким подлым способом.

До самой возвышенности они ехали молча. Полковнику уже казалось, что Лаврин так и отмолчится.

Поднявшись на невысокий песчаный перевал, напоминающий огромную затвердевшую дюну, они увидели вдали, по ту сторону долины, предместье большого города. И, плененные открывавшейся картиной, остановились.

— Да, так вы спросили об осведомителе, — словно бы очнулся от длительного молчания Урбач.

— Можешь назвать имя? — оживился Хмельницкий.

— …Тем более что сделать это совершенно нетрудно. Вы ведь прекрасно понимаете, что Вуйцеховскому вряд ли удалось бы найти более подходящего осведомителя, чем… сотник Урбач.