Французский поход

— Но если вы — действительно потомок того самого Великого магистра де Моле, значит, в вашей семье должны были сохраниться какие-то письма, предания, легенды… Испепели меня молния святого Стефания, если я лично не займусь поиском сокровищ. Как верховный казначей ордена, естественно, — тотчас же добавил он, побаиваясь, как бы его не заподозрили в злых намерениях. — Исключительно в интересах ордена.

Великий магистр проследил за нервным поведением шевалье, и в глазах его вспыхнули коварные огоньки ненависти к этому человеку, которые он, конечно же, сразу попытался погасить.

— Вы и в самом деле должны заняться этим, рыцарь де Куньяр. А мы поможем. Кое-какие соображения на этот счет у потомков Жака де Моле все же имелись, так что я поделюсь ими.

— Позвольте, Великий магистр, — вдруг озадаченно взглянул на него верховный казначей. — Но если орден основывался в этих стенах…

— Лучше сказать: «в этих скалах», — уточнил д'Атьен, старавшийся держаться подальше от ненайденных сокровищ. Что бы там ни говорил Артур де Моле относительно их братства, а уж он-то наверняка знает, что свои особые виды на сокровища ордена имел и его предок — великий инквизитор Франции Гийом де Ногаре. И наверняка он поживился, по крайней мере, из того, что Великому магистру пришлось оставить королю, дабы убедить его, что никакого огромного клада ордена не существует, все богатство — вот оно, сущий мизер.

— Вы правы: в этих скалах… — согласился шевалье. — Но, испепели меня молния святого Стефания… Почему бы последнему из Великих магистров не предположить, что сокровища должны вернуться туда, где они начали накапливаться?

— Вот теперь-то я уже не сомневаюсь, что решение назначить вас верховным казначеем ордена было правильным, — многозначительно ухмыльнулся граф де Моле. — В то же время вам становится понятным одно из влечений, которые привели меня к этому замку.

— Отныне мы должны представать перед миром единомышленниками, испепели нас обоих молния святого Стефания.

47

Наконец все дела в Варшаве были завершены. На рассвете Хмельницкий, Сирко и князь Гяур должны были уезжать из столицы, чтобы успеть к кораблю, который уходил к берегам Франции. Вечером они в последний раз собрались в комнате Хмельницкого. Благодаря усилиям посла де Брежи всяческие препятствия, возникавшие в связи с их поездкой, были вовремя устранены, и теперь их ждали Франция, Париж, переговоры с первым министром, кардиналом Мазарини, и главнокомандующим французскими войсками, принцем де Конде…

Людям, большая часть жизни которых протекала в степи, в походах, битвах и стычках с ордынцами, само ожидание таких резких перемен в жизни казалось совершенно невероятным. Даже обычно сдержанный, наиболее привычный к суете столиц Хмельницкий — и тот пребывал в предчувствии чего-то очень важного, что способно изменить весь образ его жизни.

— Карета, кони, охрана готовы? — спросил Хмельницкий, как только они уселись за стол, посреди которого стоял кувшин с привезенным из Каменца вином.

— Теперь уже ничто не способно помешать нам, други мои, добраться до Гданьска и ступить на палубу первой попавшейся каравеллы, — убежденно успокоил его Сирко.

— Хотя особого желания отправлять нас в Париж здесь, в Варшаве, не наблюдалось, — заметил Гяур. — Что это: польская гордыня? Ревность: почему приглашают казацких полковников, а не полковников коронного войска? Или, может, давняя, закоренелая неприязнь к казакам и в целом к украинцам?

— И то, и другое, — подтвердил Хмельницкий. — Но более всего — предчувствие, что наш поход может принести в Украину еще один отзвук европейской славы казачества.

Гости молча проследили, как хозяин номера разливает вино. Подавая пример, он налил себе менее половины бокала. Остальные восприняли это как дань традиции запорожцев: змеиным блудоядием в походе не грешить.

Выпили без тоста и долго молчали. Каждый думал о своем. Это было молчание людей, которые еще несколько минут назад жили в предвкушении увлекательного странствия, а теперь вдруг вспомнили, что здесь они оставляют свои дома, свою беззащитную перед степными ордами землю. И вполне возможно, что возвращаться придется на пепелища.

— Посол Франции в Варшаве стал нашим союзником — это ясно. Не ясно пока другое: не будет ли вмешиваться в наши переговоры польский посол во Франции? — нарушил молчание Хмельницкий. — Слишком уж внимательно министры Владислава IV следят за тем, как мы готовимся к вояжу.

— Мы заставим его не вмешиваться, — воинственно заверил Гяур.

— У вас есть такая возможность? — лукаво сощурил глаза генеральный писарь. На вас там работает тайная полиция, а ваш брат служит офицером королевской гвардии?

— И все же мы найдем способ ослабить его интерес к нам.

— Главное, — вмешался в их разговор Сирко, — что французам нужны казаки, а не польские… — договорить он не успел. Его заставил замолчать шум за окном: голоса, топот ног, словесная перепалка, при которой почти невозможно было расслышать слов, и которая, судя по всему, завершилась короткой схваткой.