Французский поход

Все это полковники слушали, уже вскочив из-за стола и отпрянув под защиту стен, ведь за окном в любое мгновение могли прогреметь выстрелы.

— Кто-то из казаков несет охрану в саду? — негромко спросил Хмельницкий, обращаясь к стоявшему рядом с ним Сирко.

— Никто. Хотя не мешало бы выставить охрану.

— Сейчас я все выясню, — бросил Гяур.

Он метнулся в свой номер, схватил копье-меч и еще через минуту оказался на улице. Однако помощь его не понадобилась. Два польских офицера уже вводили в гостиницу какого-то человека в штатском — низкорослого, худощавого, в изодранной куртке… Руки его были связаны за спиной.

— И что все это значит? — предстал перед ними Гяур.

— Объясним в присутствии вашего старшего, — сухо ответил рослый офицер с четко выделяющимися скулами, обтянутыми медной кожей. Гяур сразу же обратил внимание, что сказал он это по-украински.

— Хорошо, ведите.

К тому времени, когда князь вошел в прихожую, офицеры успели швырнуть человека в штатском к ногам сидевшего в кресле у камина Хмельницкого.

— Схватили под окнами, пан полковник, — объяснил рослый офицер, тот самый, что в коридоре отвечал на вопросы Гяура. — Подслушивал, вынюхивал. Был вооружен. Вот его пистолет, вот кинжал, — выложил на стол захваченное ими оружие. — Он следил за вами, мы — за ним. Так что никто не в обиде.

— Не казните, паны полковники, — робко пробормотал арестованный. — Не вас я выслеживал. Не вы меня интересовали. Женщину одну искал. Она должна была прибыть из Радома.

— Из Радома? — иронично переспросил Хмельницкий, закинув ногу за ногу и сцепив пальцы на коленях. — Женщина? Что ж вы так, паны офицеры? Человек рвался на свидание, а вы хватаете его и тащите ко мне?

— Какая еще женщина? Ты что, веришь ему? — не уловил Сирко шутки генерального писаря. — Сейчас мы его хорошенько допросим и узнаем, к какой женщине он шел.

Офицеры, приведшие пленного, рассмеялись. Однако недогадливость Сирко придала шпиону уверенности, и он с усиленной энергией начал доказывать, что свершилась ошибка, что он — пан Торуньский, владелец трех магазинов. Оружие прихватил потому, что опасался нападения разбойников, ведь возвращаться нужно было в полночь.

— Замолчи, сверчок костельный! — грубо прервал его словесный бред Хмельницкий. — Сейчас ты скажешь все, что мы захотим услышать. Но сначала… Да, кто вы такие, паны офицеры?

— Имена офицеров я сам потом назову, — наклонился к Хмельницкому Сирко, стоявший между креслом генерального писаря и камином. — Сначала нужно допросить этого сверчка.

— А что его допрашивать? — отмахнулся Хмельницкий. — Все равно ничего не скажет. Отведите в сад и посадите на кол. Только рот заткните, а то разбудит всех жильцов.

— Что вы, что вы?! — обхватил ногу Хмельницкого шпион. — Вы не поступите так, пан полковник Хмельницкий.

— О, да он знает мое имя.

— Да, знаю. Вы не поступите так. В чем я должен признаться? Кто меня послал? Так послал меня Архангел.

— Кто-кто? — переспросил рослый офицер. Другой, ростом пониже, отошел от двери и, очевидно, готов был преградить шпиону путь, в случае, если бы тот вздумал бежать. — Архангел? Но ведь это кличка. Как его настоящее имя?

— Не знаю, пан офицер. Архангел — и все.

— Он такой же Архангел, — ухватил его офицер за шиворот, — как ты — Торуньский.

— Но я действительно Торуньский! — взвизгнул шпион. — Это могут подтвердить тысячи варшавян. Это может подтвердить ксенз нашего костела.

— Так мы и пошли выспрашивать, — невозмутимо парировал офицер. — Пан Хмельницкий, позвольте побеседовать с ним наедине. В номере, где живет сотник. Вам не стоит терять время на выслушивание трелей этого недовылупившегося соловья.

Не ожидая разрешения Хмельницкого, он оторвал шпиона от земли и швырнул в сторону двери. Там его подхватил второй офицер и в следующее мгновение исчез вместе с ним в прихожей.

— Только без шума, — предупредил Сирко.

— Все будет шляхетно, паны полковники, — склонил голову офицер. — Все шляхетно.

— Но это не польские офицеры, — заявил Хмельницкий, когда все трое вышли из номера. — Кто они на самом деле? Особенно этот, рослый?

— Мой сотник Лаврин. Командует разведывательной сотней.

— Как он оказался в Варшаве? Почему ты не предупредил меня, что отдал приказ охранять наш табор?

— Этого я не приказывал. Сотник взялся за охрану по собственной воле. И приехал на два дня раньше. Оба приехали. Тот, другой, настоящий поляк. Но служит в сотне Лаврина. Сам Лаврин — человек непостижимый. Когда-нибудь, когда дело дойдет до… Словом, ты понимаешь… В этом человеке мы с тобой увидим такого дипломата и такого командира гетманской охраны, которому позавидует любой император.

Хмельницкий удивленно посмотрел на Сирко. Он ждал, что тот еще что-либо добавит к сказанному, но Сирко многозначительно умолк, считая, что все, что надлежит говорить в подобных случаях, он уже сказал.

— Твой Лаврин что, действительно обладает каким-то особым талантом?

— Двадцать лет учить бы нас с тобой таланту все видеть, все слышать и все знать, самому оставаясь незамеченным и неуслышанным — все равно ничего путного не получилось бы. А Лаврин рожден таким.