Наконец, изученный нами этап развития романа предсказывает и рождение художественной прозы, бурный и продолжительный расцвет которой начался уже в 30-х годах XIII столетия.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Прозаический роман XIII-XIV веков
Тринадцатое столетие стало не только веком рождения французской беллетристической прозы, но и временем ее первого значительного расцвета. Собственно, проза на французском языке существовала и раньше, но лишь деловая, документальная и т. д. В XIII же веке не просто появляются в прозе памятники изящной словесности, но они начинают и восприниматься как изящная словесность. До этого законам риторики подчинялась лишь латинская проза. Теперь появляются художественные произведения в прозе и на новых романских языках. Т. е. французская литература не представляла здесь исключения. Так, в Провансе начинают складывать легендарные «жизнеописания» трубадуров, этот своеобразный прообраз европейской новеллы. В Италии, после ряда памятников несобственно художественной прозы, в конце XIII в. составляется «Новеллино», первый законченный новеллистический цикл. Возникает проза и в Испании. Почему XIII столетие стало временем повсеместного обращения к прозе — еще предстоит выяснить. Мы не беремся решать этой проблемы и ограничиваемся констатацией этого примечательного историко-литературного факта, не столько отразившего перераспределение функций литературных жанров, сколько явившегося результатом этого перераспределения.
Во Франции в XIII в. расцветает не только беллетристическая проза. На пороге столетия Жоффруа де Виллардуэн создает свой взволнованный и заинтересованный рассказ о взятии крестоносцами Константинополя. Ему вторит другой историограф — Робер де Клари. Их книги — в известной мере мемуары, записки очевидцев, поэтому они стоят на грани беллетристики. Появляются и другие мемуарные памятники (например, Филиппа Наваррского), образцы новеллистики и т. д. Но прежде всего художественная проза заявила о себе в жанре рыцарского романа.
Поворот этого жанра к прозе, помимо иных объяснений, может быть в какой-то мере истолкован социологически: изменением сферы распространения романа и, что не менее существенно, форм его бытования. Исследования П. Галле[145] убедительно показали, что стихотворный роман был предназначен главным образом для устной реситации. Он уже не пелся, как первые жесты, и не произносился наизусть, но читался вслух. Средневековые миниатюристы запечатлели подобные сцены чтения в замковом зале в кругу дам и кавалеров. В штате крупных сеньоров встречаются специальные чтецы-профессионалы. Прозаический роман мог, конечно, также читаться перед придворной аудиторией (и наверняка читался), но его формы предполагают скорее индивидуальное чтение. Поэтому среди рукописей прозаического рыцарского романа, рядом с роскошно иллюминованными фолиантами, нередко встречаются и портативные томики в 8-ю долю листа. Итак, роман в прозе связан в известной мере с новой формой бытования и распространения произведения. Изменилась, расширилась и его аудитория. Рост образованности, продиктованный нуждами экономики и политики, не мог не отразиться и на изменении характера распространения собственно художественной литературы[146]. Но новый читатель — образованный горожанин — искал в книге не только развлечение, но и поучение, источник сведений и знаний. Прозаический роман, как увидим, откликнулся и на эти запросы.
В предыдущей главе мы уже останавливались на некоторых литературных памятниках, написанных либо частично прозой («Окассен и Николетт»), либо целиком прозаических («Дочь графа Понтьё»). Однако «роман в прозе» стал настолько специфическим явлением, что его следует рассмотреть отдельно.
Прозаический роман возник, конечно, под влиянием романа стихотворного. По крайней мере, он наследовал его темы и совершенно не выдвинул новых. Но возникнув, он развивался уже вне контактов с романом в стихах. Какое-то время, не менее, чем в течение целого столетия, эти два романа развивались параллельно, но обмена между ними не происходило. Прозаический роман оказался ближе, скажем, к историографии, чем к роману стихотворному. В данном случае мы говорим, конечно, не о тематике. Впрочем, и с темами обстояло не просто. Прозаический роман стал разрабатывать темы романа в стихах, но не все. Он взял, продолжил, развил те темы, что были уже воплощены в стихотворной форме к началу XIII в. Стихотворные произведения романного жанра, сложившиеся позже, прозаическим романом за редчайшими исключениями использованы не были. Лишь значительно позднее, в XV в., когда наступил новый период в истории романа, были «прозаизированы» некоторые стихотворные произведения и XIII столетия [147]. Но этот «перевод в прозу» стихотворных памятников, ставших — из-за их языка, стилистики и т. д. — невнятными читателям Предренессанса, принципиально отличается от складывания в первой трети XIII в. рыцарского романа в прозе.