Французский «рыцарский роман»

И лицезрение этой прекрасной розы, напомнившей ему его прекрасную возлюбленную, с которой он был столь долго разлучен, придало Ланселоту сил, и он раздвигает прутья решетки, защищавшей окно, и вырывается на свободу. Столь острого восприятия красоты природы и ее переосмысления в личном плане мы почти не найдем в куртуазном романе (быть может, за исключением известной сцены с кровью на снегу из «Персеваля» Кретьена, но там, строго говоря, речь шла немного о другом).

Но в романе воплощены не только всевозможные оттопки любовного чувства. Не меньшее место занимают мотивы героического побратимства и дружбы рыцарей; тема эта решается во многом в интимном плане: здесь мы не найдем возвышенной патетики жест (например, в духе описания отношений Роланда и Оливье). Сделана в романе попытка дать индивидуализированные характеры героев, и эта задача решена в книге для своего времени достаточно тонко. Ведь их много, этих рыцарей; на первом плане, помимо Ланселота, постоянно находятся Галеот из Сорелуа, ближайший друг протагониста, кузен Ланселота Лионель, а также сводный брат героя Эктор, прозванный Белым Рыцарем, отважный Бодемагюс, благородный и целомудренный Боор и т. д. Их взаимоотношения сложны и многоплановы; им случается враждовать, случается выходить один против другого на турнирах, схватываться в жестоком поединке, вызванном либо внезапно возникшим соперничеством, либо данным обетом, либо просто недоразумением. Но доминируют отношения дружбы, взаимовыручки и доверия, прекрасные в своем скупом лиризме. Распадение артуровского рыцарского братства на два враждующих клана — Говена и Ланселота — в этом романе лишь предугадывается.

Полезно вспомнить, сколь своеобразными, неповторимыми чертами характера наделял Кретьен де Труа своих героинь. В прозаическом романе мы не найдем этой тонкости в изображении женских характеров. Они стали более традиционны, клишированны, шаблонны. Это не исключает известной лиричности в их обрисовке. Но возлюбленные рыцарей оказались явно бледнее их кавалеров.

Доминирует в романе не лирическое, пусть и окрашенное оттенком грусти, начало. По ходу повествования драматизм ситуаций все нарастает, все больше персонажей (пусть второстепенных и тем самым этически нейтральных) гибнет, все больше появляется описаний всяких беззаконий, насилий убийств. Но этот напряженный драматизм обнаруживает себя не только в сценах поединков, все более опасных и кровавых, и не в загадочных приключениях, все более рискованных и необъяснимых, а и в осмыслении человеком своего назначения в жизни, того оглядывания вокруг и заглядывания в самого себя, которым предаются многие герои романа. Для этого у них теперь новые конфиденты: не близкие друзья или верные оруженосцы, а святые отшельники, учители жизни и толкователи ее смысла. И еще нарастает в книге тревожное предощущение трагического конца, который предуказан артуровскому королевству. О роковом предательстве Мордрета здесь еще не рассказано, но оно уже предчувствуется, хотя и этот рыцарь выступает в романе как полноправный член артуровского братства. Отсюда тот налет печальной меланхолии, в которой пребывают герои повествования, не только, скажем, Ланселот во время бесконечных скитаний или в томительном плену у феи Морганы, но и, например, королева Элайна, мать Ланселота, укрывшаяся от тягот повседневной жизни за надежными стенами монастыря. Иная тональность в следующем романе. Его место во всей «эпопее» было несомненно определено «архитектором». Но, пожалуй, не его идеологическая наполненность. Здесь перед нами все те же поединки и приключения (правда, рыцарями в данном случае руководят уже новые чувства — прежде всего религиозная одухотворенность), но за ними стоит вполне определенный подтекст. Книга полна иносказаний. В ней доминирует пессимистический взгляд на жизнь, в которой идет постоянная борьба между добром и злом, между божественным началом и Сатаной. Поэтому все эти поиски Грааля, все эти поединки и испытания, не утрачивая своего первоначального, непосредственного, так сказать поверхностного, смысла, обладают и иным содержанием — это рассказ о пути человека к Богу. Показательно, что в романе сцен исповеди и покаяния ничуть не меньше, чем сцен посвящения в рыцари или описаний турниров. К тому же рыцарские (точнее, куртуазные) идеалы здесь не увязываются с идеалами благочестия, а противопоставляются им.

Миниатюра из рукописи «Романа о Ланселоте» (XIV в.)

От их столкновения возникают иногда напряженные душевные конфликты. Так, в сцене исповеди Ланселота святой отшельник (в этом романе постоянно уточняется, что ими были «белые монахи», т. е. цистерцианцы) растолковывает герою, что он погряз в грехах лишь после того, как стал рыцарем, ибо до этого он был чист душой и телом (цитируем издание А. Пофиле):