Французский «рыцарский роман»

Судьбы французского феодального общества изучены в настоящее время достаточно детально. Непреложно установлено, что в интересующий нас период на смену большим сеньориям каролингской эпохи пришли более мелкие феодальные дворы — рыцарские фьефы, находящиеся в сложных взаимоотношениях между собой, а также с королевским доменом и окрепшими к тому времени городами. Именно при таких дворах культивировалось рыцарское «вежество» и зародилась куртуазная литература. На юге Франции подобные дворы были особенно малы, но это ни в коей мере не умаляло сознание «особости» их членов, их вознесенности над остальным миром. Быть может, даже наоборот, микроскопичность южных фьефов, отсутствие там крупных сеньоров (пожалуй, за исключением графов Тулузских[25]) укрепляли горделивое представление феодалов о своей значительности и равенстве с другими владельцами земельных наделов и замков, пусть даже более могущественных.

Таким образом, число феодальных дворов средней руки заметно выросло. Жизнь в этих дворах, при всех географических и социальных различиях, приобрела известную однотипность. Стабилизация экономики, заметный рост торговли (как раз в это время становятся особенно популярны знаменитые шампанские ярмарки в Барсюр- 06, Труа, Провене и Ланьи), усилившиеся контакты с соседними странами, известная упорядоченность фискальной системы — все это сделало придворную жизнь более пышной и красочной, чем в предшествующий период. Нравы смягчились. Наряду с прежними увеселениями, сводившимися к охоте и воинским упражнениям, стали широко культивироваться музыка и поэзия. Заметно усилился интерес к античному наследию (немало памятников древнеримской литературы сохранила нам как раз эта эпоха). Вряд ли можно говорить о «гуманизме» XII века, но какие-то сдвиги в этом направлении в западноевропейской культуре того времени нельзя не заметить.

Предметом давней контроверзы является роль женщины в изучаемую эпоху. Можно было бы, конечно, ограничиться ссылкой на аскетический взгляд на женщину как на «сосуд греха и порока», действительно насаждавшийся рядом христианских проповедников, или утверждать, что женщина оставалась существом бесправным и порабощенным. Но, во-первых, антифеминизм возник несколько позже и явился плодом деятельности бюргерских моралистов-дидактиков, во-вторых, описания придворной жизни, порой такие блистательные, как в сочинениях Иоанна Сольсберийского, Вальтера Мана или Ордерика Виталия, рисуют нам совсем иную картину, хотя все эти авторы дают рыцарскому обществу свои оценки, расставляя разные акценты [26].

Конечно, многие браки в феодальной среде были продиктованы чисто практическими соображениями. Нередко жена приносила мужу немалые земельные наделы, что позволяло ему значительно округлить свой фьеф. Но это не значит, что мы не знаем случаев страстной любви, побеждающей всякие доводы разума. Так, например, Анжуйский граф Фульк Угрюмый (ум. 1109) проникся такой пылкой страстью к красивой и обаятельной Бертраде де Монфор, что оказался втянутым в гибельные для себя политические авантюры. Очарование этой женщины было, по-видимому, столь велико, что французский король Филипп I (пр. 1060—1108) бросил ради Бертрады свою жену Берту Фризскую, чему не смогло помешать даже вмешательство папы, отлучившего увлекающегося короля от церкви и наложившего интердикт на все его королевство.

Хронисты (например, Ордерик Виталий) не раз сообщают, что жены владетельных сеньоров имели иногда огромное влияние на своих мужей. Все это говорит о том, что женщина (конечно, представительница высшего класса) играла заметную роль в светской жизни и даже пользовалась довольно большой свободой (заточенность дамы в замковой башне была поздней выдумкой, впрочем, очевидно, как и знаменитые «суды любви», оказавшиеся поэтическим вымыслом). Гвиберт Ножанский (1053—1121), например, обрушивается в автобиографии со страстной диатрибой на молодых женщин, забывших стыд и совесть, тратящих свое время лишь на бесполезные забавы, кокетство и пустословие.