Французский «рыцарский роман»

Существует довольно распространенное мнение, что так называемое клюнийское движение, пользовавшееся в XI— XIII вв. столь значительным влиянием, явилось реакцией на смягчение нравов и секуляризацию придворной жизни. Хотя подобная точка зрения значительно сужает смысл этой первой великой церковной «реформации», одним из источников (пусть далеко не главным) клюнийской проповеди могли быть и отмеченные нами изменения в придворной жизни рассматриваемой эпохи. Увлечение светскими забавами, их своеобразный культ, несомненное проникновение в повседневную жизнь более сложных и тонких эстетических норм, в конечном счете слияние этики и эстетики, не исключали, само собой разумеется, ни порывов религиозной жертвенности, ни страстных покаяний, ни неожиданных обращений или скрупулезного выполнения когда-то данных благочестивых обетов. Это была эпоха контрастов, и эту ее противоречивость мы найдем запечатленной — в беллетристическом плане — не в куртуазном романе, а в значительно большей степени в поздних эпических циклах, когда герой, после участия в феодальных усобицах, отправляется в крестовый поход, а вернувшись оттуда, если он не падет в бою с неверными, принимает монашеский постриг[27].

Таким образом, рыцарский роман отразил весьма существенную сторону жизни феодального общества, но, естественно, отразил далеко не вето эту жизнь, даже далеко не все в жизни высшего класса. Мы не хотим этим сказать, что роман призван был запечатлеть лишь парадную, праздничную сторону бытия феодального двора. Роман, как увидим, не только развлекал рыцарей, но и формировал их идеологию. Но тот факт, что роман был связан теснейшими узами с придворной жизнью, вряд ли у кого может вызвать сомнение. Это не значит, что среди читателей романа не было, скажем, состоятельных горожан, представителей городского патрициата, во многом смыкавшегося с низшим рыцарством, но предназначался куртуазный роман (да и сама содержавшая его роскошно иллюминованная рукопись) прежде всего обитателям замка или дворца.

В придворной жизни эпохи заметную роль играл создатель романа, поэт, трувер. В отличие от предшествующего периода он редко бывал исполнителем своего произведения. Для этого были, по-видимому, специальные чтецы, да и грамотность в феодальной среде была хотя и не столь частым, но все же не исключительным явлением.

Но еще важнее было не разделение автора и исполнителя, а изменение социального статута придворного поэта. Он больше не был членом дружины феодала. Не был он и сам рыцарем, как это было на юге, среди трубадуров (Тибо Шампанский был, конечно, исключением). Он был человеком «ученым», т. е. окончил монастырскую или соборную школу, проштудировал и тривиум, и квадривиум, превосходно знал латынь, был начитан не только в соответствующей церковной литературе, но и литературе древнеримской — в том, конечно, объеме, в каком это было возможно в XII в. Часто поэт был клириком, т. е. в той или иной степени принадлежал к церкви. Нередки также случаи, когда трувер исполнял обязанности историографа (хронистами были, например, Вас, Бенуа де Сент-Мор, позднее Фруассар). Таким образом, труверы оказывались на службе у сеньоров. Отношение к поэтам их покровителей носило характер откровенного меценатства. Этого не скрывали, этим даже гордились и переманивали друг у друга талантливых поэтов. Последние охотно меняли своих покровителей, подчас состоя в штате поочередно у двух заклятых врагов. Поэты воспринимали свою деятельность как службу, и этот характер взаимоотношений творца и его покровителя, заказчика сохранится до позднего средневековья, перейдя отчасти и в эпоху Возрождения. Но эта своеобразная «ангажированность» не умаляла высокого представления поэта о его деле.

Так складывались постепенно своеобразные литературные центры, причем их удельный вес и значение в разные эпохи менялись. Между центрами редко возникало литературное соперничество (подобного элемента литературной борьбы эпоха еще не знала), контакты же были широкими и постоянными: перевозили и рукописи, переезжали и сами поэты.

Значение литературного центра далеко не всегда соответствовало военной мощи и политическому престижу феодала. В этом смысле интересно присмотреться к литературной ситуации в королевском домене при первых Капетингах.