Французский «рыцарский роман»

Куртуазные представления перевернулись: теперь дама поклоняется рыцарю и как святую реликвию хранит прядь его волос. В свою очередь, и переживания Ланселота глубоки и тонки. И здесь мы не найдем иронии, подобно той, с какой Кретьен де Труа описывал любовные безумства своего героя в «Рыцаре телеги». Здесь особенно знаменателей и красноречив один эпизод третьей части. В поисках своего сотоварища Эктора Ланселот вынужден оказать помощь одной девице, попросившей его об этом. Она заманивает его в уединенный замок, принадлежащий фее Моргатте, сестре Артура. Та стремится удержать рыцаря у себя и опаивает его волшебным зельем. В полузабытье горой проводит у нее немало времени — от сентября до Рождества. Придя в себя, он грустит в неволе. Однажды он видит сквозь зарешеченное окно, как в соседнем зале художник расписывает стены, изображая на них историю Энея. Ланселот решает написать на стенах своей комнаты свою собственную историю, и занимается этим вплоть до Пасхи (V, 214—218). Эта сцена напоминает аналогичный эпизод из «Романа о Тристане»; но здесь сила воздействия искусства подчеркнута сильнее: Тристан не наблюдал за работой художника, быть может, даже не сам создал изображение Изольды; здесь история Эттея, нарисованная на стене, потрясает героя и заставляет его взяться за кисти и краски. Заточение Ланселота длится еще две зимы и одно лето. Однажды в мае он смотрит из окна на пробуждающуюся природу, распускающаяся роза заставляет его вспомнить королеву:

Un diemence matin fu Lancelot leves si tost comme il oi les oisellons canter. Et lors vint a une fenestre de fer et s’assist pour veoir la verdour et tant demora illuec que li solaus fu espandis parmi le jarding. Et lors regarda Lancelot el rosier, et у vit une rose novelement espanie qui estoit bien cent tans plus bele que toutes les autres. Lors li souvint de sa dame la royne qu’il vit plus bele au tornoiement que toutes les autres dames, quant il fu devant Camaalot. «Et pour chou, fait il, que lou ne la puis avoir, convient il que jou aie ceste rose qui de li me fait remembrance». Lors giete la main parmi la fenestre et la tent pour prendre la rose; mais en nule maniere n’i pot avenir, quar trop ert loing de lui, et retraist ses mains a lui. Puis regarde les fers de la fenestre, si les voit fors a mervelles.

(V, 222—223)

И лицезрение этой прекрасной розы, напомнившей ему его прекрасную возлюбленную, с которой он был столь долго разлучен, придало Ланселоту сил, и он раздвигает прутья решетки, защищавшей окно, и вырывается на свободу. Столь острого восприятия красоты природы и ее переосмысления в личном плане мы почти не найдем в куртуазном романе (быть может, за исключением известной сцены с кровью на снегу из «Персеваля» Кретьена, но там, строго говоря, речь шла немного о другом).

Но в романе воплощены не только всевозможные оттопки любовного чувства. Не меньшее место занимают мотивы героического побратимства и дружбы рыцарей; тема эта решается во многом в интимном плане: здесь мы не найдем возвышенной патетики жест (например, в духе описания отношений Роланда и Оливье). Сделана в романе попытка дать индивидуализированные характеры героев, и эта задача решена в книге для своего времени достаточно тонко. Ведь их много, этих рыцарей; на первом плане, помимо Ланселота, постоянно находятся Галеот из Сорелуа, ближайший друг протагониста, кузен Ланселота Лионель, а также сводный брат героя Эктор, прозванный Белым Рыцарем, отважный Бодемагюс, благородный и целомудренный Боор и т. д. Их взаимоотношения сложны и многоплановы; им случается враждовать, случается выходить один против другого на турнирах, схватываться в жестоком поединке, вызванном либо внезапно возникшим соперничеством, либо данным обетом, либо просто недоразумением. Но доминируют отношения дружбы, взаимовыручки и доверия, прекрасные в своем скупом лиризме. Распадение артуровского рыцарского братства на два враждующих клана — Говена и Ланселота — в этом романе лишь предугадывается.