Французский «рыцарский роман»

Как можно убедиться, здесь приемы авантюрного рыцарского романа от соприкосновения с народными легендами о добрых феях значительно изменились. «Мелюзину» трудно назвать в полном смысле слова рыцарским романом. По своему типу это произведение приближается к «народным книгам» с их наивной и «доброй» фантастикой, с их дидактизмом, с их демократическим взглядом на мир. Не приходится удивляться, что вскоре же после внедрения книгопечатания «Мелюзина» и стала «народной книгой» (1478); еще до этого, около 1456 г., она была переведена на немецкий, затем на датский, шведский, фламандский, испанский, польский, русский языки.

Превращение в «народную книгу» претерпели в эпоху Возрождения и многие другие памятники рыцарского романа в прозе. Как правило, именно они, а не стихотворные романы, созданные на всем протяжении средних веков, в том числе современные прозаическому роману.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Стихотворный роман середины XIII-XIV века.

Прозаические повествования, разрабатывавшие не только бретонские, но по сути дела почти все другие сюжеты романного жанра, и распространявшиеся в десятках рукописей (как помним, один прозаический «Роман о Тристане» дошел до нас более чем в 75 списках), оттеснили на далекую периферию рыцарский роман в стихах. Начиная с середины XIII в. новых произведений в этом жанре появляется все меньше и меньше. Но было бы ошибкой полагать, что эти новые романы все как один второстепенны и неоригинальны. И вот что еще надо принять во внимание. Прозаический куртуазный роман, ставший несомненно массовым чтением (при всей условности, применительно к средневековью, этого понятия), не убил интереса к роману стихотворному. Свидетельство тому — обилие созданных во второй половине XIII и начале

XIV в. списков стихотворных романов предшествующей поры, списков, сохранившихся до наших дней. Итак, старые куртуазные романы в стихах на артуровские, античные, византийские сюжеты продолжали переписываться, а следовательно и читаться. Поэтому их нельзя выключать из литературного процесса. Но теперь их место в этом процессе иное. Они как бы переходят в новое качество. Привлекая читателей, они перестают увлекать поэтов. Они не служат теперь образцом. Им больше не подражают. В области стихотворного романа начинает доминировать новое направление. Его можно условно назвать «трагическим». Это не значит, что новые стихотворные романы тяготеют лишь к этому типу повествования.

1 Именно теперь создаются обширнейшие рукописные «кодексы», включающие до десятка различных произведений. Столь типичное для XIII в. пристрастие к обобщающим суммам коснулось — и в такой чисто внешней форме — и стихотворного рыцарского романа.

Но таких романов подавляющее большинство. Кроме того, они наиболее значительны с литературной точки зрения и просто читательски интересны.

Думается, объяснение этому отыскать не трудно. В литературе постоянно действует закон вакуума. Новые темы и сюжеты рождают новые произведения. Конечно, темы популярные (читательски) и уже в достаточной степени разработанные не могут не привлекать писателей с легким пером, но, как правило, это писатели не первой величины. Творческие индивидуальности более самобытные ищут нехоженных путей. Старая тематика оказалась к середине XIII столетия надежно оккупированной прозаическим романом, а также новыми списками старых произведений. К этому следует еще добавить, что куртуазная проблематика в ее наиболее идеализированной форме стала предметом нового жанра, сделавшегося исключительно популярным уже около середины XIII в., — любовно-аллегорической поэмы. Поэтому в интересующий нас в этой главе период почти не найдется новых романов «идиллического» типа, а если такие и создавались, то они были малооригинальны и в достаточной степени посредственны.

Итак, рыцарский роман в своих наивысших достижениях обращается к новым темам, до того в литературе еще почти совсем необследованным. В противовес поискам гармонии в жизни и во внутреннем мире куртуазного героя, чем отмечены многие произведения «эпохи Кретьена», теперь на первый план выдвигается обостренная конфликтность, которая не предполагает гармонического, в той или иной мере счастливого разрешения. В переживаниях протагонистов и во взаимоотношениях персонажей теперь подчеркивается экстатичность, взвинченность и болезненность страстей, крайнее напряжение, что находит себе, между прочим, яркую параллель в пластике эпохи, в которой обычно отмечают усиление интереса к натуралистическим деталям, не снижающим, а, наоборот, подчеркивающим крайнюю обостренность переживания (говорят даже о барочных тенденциях в поздней готике).