Французский «рыцарский роман»

Повествовательная схема романа «Роберт Дьявол» близка агиографическим сочинениям. Вначале — цепь неоправданных жестокостей и низких преступлений, обрекающих героя на божье проклятие. Затем — просветление, страстное покаяние и благодать. Именно таков жизненный путь героя романа. Он убивает, сжигает, святотатствует. На турнирах он не ведет себя как истинный рыцарь. С врагами он коварен и подл, с друзьями неблагодарен и жесток. Все сторонятся его, его именем пугают детей. Припадки небывалой жестокости нападают на него помимо его воли. Одно из наиболее ужасных по своей жестокости и бессмысленности его преступлений — это разрушение старого аббатства, всех обитателей которого Роберт хладнокровно уничтожил. После этого злого дела герой сам потрясен содеянным. Вот въезжает он, одинокий и задумчивый, в городские ворота. При виде его все разбегаются:

Mais si comme la rue passe,

Toute la gens menue et basse
S’en fu it et de luy se destorne:
Li plus cointe encontrer ne l’osent.
Huis ferment et feniestres closent,
Dus qu’adont que chil fust passes
En qui il a dou mal asses.

(v. 359—365)

Герой пытается узнать, почему над ним тяготеет проклятие, почему он обречен на злые дела. Угрожая матери обнаженной шпагой, он добивается от бедной женщины правды, и та рассказывает потрясенному рыцарю: много лет бездетная, герцогиня отдалась князю тьмы и зачала от него ребенка. Только глубокое покаяние может спасти героя. Он отправляется в Рим как простой паломник — пешком и в рубище. Он безропотно сносит оскорбления и насмешки уличной толпы:

De tai, de boe et de longange,

De palesteus et de cbavates
Et de pomons et de vies mates
Le ruent et batent et fierent.

(v. 928—931)

Встав на путь добрых дел, он, в конце концов, получает прощение. Конец романа типично нравоучительный: Роберт возглавляет римское войско и сражается против сарацин, осадивших Вечный Город. Он, конечно, одерживает блистательную победу и затем ведет жизнь, полную благочестия.

В этом романе детерминированность поступков героя и его характера слишком прямолинейна: рождение от Дьявола заставляет протагониста совершать злые дела, попирать человеческие и божеские законы, но с неотвратимостью приводит к покаянию. Эти два мотива — чудовищные преступления, гипертрофированная жестокость и страстное, экзальтированное покаяние — и составляют основной стержень книги. Оба эти мотива весьма типичны для описываемой нами эпохи. Но не все они столь однозначно решаются в куртуазном романе.

Особенно интересно в этом отношении творчество Филиппа де Бомануара.

Филипп де Реми, сьёр де Бомануар (ок. 1250—1296) был автором двух рыцарских романов. Один из них — «Жеган и Блонда» — обычно причисляют к «идиллическому» направлению. Другой — «Безрукая» — может быть отнесен к направлению «трагическому», которое правомерно было бы назвать, по аналогии с некоторым литературным феноменом первой половины XIX в., «неистовым». Кроме того, Бомануар был автором интересного юридического трактата (свода местных «кутюмов»), ряда стихотворений, а также популярного фаблио «Глупая щедрость».

Исследователи обычно отмечают растянутость и многословие романа «Жеган и Блонда». Но обратим внимание на то, что в книге ощутимо выдвинута на первый план тема социального неравенства, знакомая нам уже по некоторым произведениям предшествующей поры (например, «Гильом из Доля» или «Амадас и Идуана»). Герой романа — бедный рыцарь. Тем труднее ему добиться успеха в жизни. К тому же беден он не из-за коварства соседей или вмешательства потусторонних сил, как это бывало с героями артуровских романов XII в. Здесь все проще и будничней, но от этого еще более безысходно. Отец героя полностью разорился в нескончаемых феодальных войнах. Он вынужден заложить и перезаложить все свое имущество. К тому же у него на руках большая семья — четыре сына и две дочери. Жеган, старший, отправляется «в люди». В кармане у юноши всего двадцать ливров, его конь не отличается особой статью, а оруженосец Робин скорее напоминает простого деревенского конюха, чем верного спутника рыцаря (ст. 57—93). Описание бедного старого жилья Жегана, наскоро подправляемого и подчищаемого для встречи новобрачной (ст. 4589—4629), заставляет вспомнить «Капитана Фракаса» Теофиля Готье — настолько это убогое дворянское гнездо обветшало и развалилось.