Французский «рыцарский роман»

Среди препятствий едва ли не первое место занимают не козни врагов, не беды и войны, не превратности судьбы, а любовное влечение встречающихся ему на пути женщин и девушек. Так, ночуя в доме Исмены, Ипомедон подвергается каждую ночь ее настойчивым атакам. Ему приходится прикидываться то спящим и спросонок хватающимся за шпагу, то совершенно непонимающим, чего собственно хочет молодая женщина. Когда же Исмена недвусмысленно предлагает герою себя, посуля в награду богатый фьеф в Бургундии (!), Ипомедон не скупится на обещания, лишь бы от нее отделаться:

Jo vus serrai si deboneire

Autre feiz, quant me conuistrez.
Tut ferai quanke vus voudrez.

(v. 9200—9202)

Таким же атакам подвергается во втором романе и Протесилай. Так, Медея влюбляется в него еще до того, как они встречаются (вариант «любви издалека», но любит здесь не рыцарь, а дама), и затем настойчиво добивается его благоволения. Все эти любовные безумства героинь описаны достаточно трафаретно, по установившимся канонам (дрожь, потеря сознания, внезапная бледность, ночные галлюцинации и т. д.), но, в отличие от более ранних произведений, где подобные описания уже встречались, у Гуона де Ротеланда нельзя не заметить иронии и скрытой усмешки. Овидианская «любовь-болезнь» настолько уже стала общим местом в куртуазной литературе, что не могла трактоваться иначе, как иронически. Это и делает автор указанных романов. Как справедливо замечает Ф. Менар, «в «Ипомедоне» Гуон де Ротеланд уже не относится серьезно к переживаниям своей героини» 33. К этому добавляются рассыпанные в тексте произведения антифеминистские выпады, которые станут непременной особенностью литературных памятников иной эпохи и иного направления. Поэтому появление их здесь, в куртуазном романе, полезно отметить. В своем месте мы скажем о все возрастающей антифеминистской тенденции (которую иногда трактуют как демифологизацию куртуазных идеалов), делающейся особенно очевидной в романах XIII в., здесь же перед нами, конечно, лишь зачатки нового процесса, результаты которого обнаружат себя в будущем.

Как и полагается в «греко-византийском» романе, в «Ипомедоне» и в «Протесилае» причудливо переплетаются идиллистические мотивы (таковы, например, трогательные сцены встречи и взаимного узнавания юных героев) с запутанной «авантюрной» интригой, переодеваниями, недоразумениями, всяческими квипрокво, со сценами турниров, осад, рыцарских схваток и т. д. Кардинальная этическая проблема, которая занимает автора, это разница между подлинным чувством, исполненным душевного трепета, нежности, самоотверженности (так любят молодые герои романиста — Ипомедон, Протесилай, Фьера, Дева Острова и т. д.), и любовью чувственной, грубой, продиктованной какими-либо материальными интересами. Это, однако, не типичное для лирики трубадуров противопоставление утонченной любви и любви низменной, Fin’Amors и Fals’Amors 3/‘. Переживания героев Гуона де Ротсланда определяются не только прихотливым складом их характера, но и внешними обстоятельствами, причем основной конфликт возникает от столкновения внутренних намерений героев с этими внешними причинами. Так, героиня романа «Ипомедон», которая носит красноречивое имя Фьера (т. е. Гордая), вынуждена выбрать себе мужа, ибо к этому понуждают ее бароны, полагающие, что слабая юная девушка не может благополучно править своим Калабрийским герцогством, которому постоянно угрожают воинственные соседи.