Французский «рыцарский роман»

Кретьен де Труа заявил себя смелым новатором уже первым своим романом «Эрек и Энида». Этот роман разительно отличается от своих предшественников, как более или менее отдаленных, так и ближайших, хотя их отголоски (прежде всего «Энея» и «Тристана») легко обнаруживаются в первых книгах поэта 5. В чем же эти отличия?

Во-первых, перед нами совершенно новая концепция художественной действительности. Эта действительность не имеет точек соприкосновения с действительностью исторической, реальной. Все события в этом романе развертываются в некоем вымышленном королевстве Артура, которое никак не локализовано географически. Это не значит, что отдельные элементы реальной топографии (и топонимики) не присутствуют в романе. Кретьен был человеком своего времени и не мог не трансформировать в своем художественном сознании факты реальной действительности, окружавшей его. Но даже если мы узнаём в написанном им лесном пейзаже какой-то уголок его родной Шампани, это не значит, что описываемые события совершаются именно там. Даже наоборот. Тем более — упоминание каких-то реальных географических пунктов. Они лишь подчеркивают противостояние художественного пространства романа пространству реальному. То же самое можно сказать и о временной приуроченности изображаемых событий. Это время неопределенно. И здесь — важный момент художественной и идеологической концепции Кретьена. Его артуровский мир возник бесконечно давно, существует очень долго, существует по сути дела всегда. Но существует вне соприкосновения с миром реальности, в разном с ним измерении. Не случайно поэтому артуровское королевство не имеет четких границ, и это символично: Артур царит там, где существует дух рыцарственности. И наоборот: последний возможен лишь благодаря Артуру, тот его воплощение и высший гарант. Эта вычлененность мира Артура из исторической действительности, его нарочитая фиктивность имели в этом романе Кретьена (как, впрочем, и в других его произведениях) по меньшей мере троякий смысл. Прежде всего, противопоставление этого мира подлинной рыцарственности и благородства миру реальному несомненно несло в себе упрек последнему в том, что повседневная действительность оказывается весьма далекой от этих высоких идеалов. Затем, сопоставление этих миров не могло не иметь учительного, назидательного смысла. Тем самым королевство Артура становится у Кретьена поэтичной утопией, утопией не социальной, а прежде всего моральной. Наконец, особость художественного мира романа позволяла организовать этот мир специфическим образом, дать ему свои неповторимые законы существования и развития, в частности обильно ввести в него фантастическое и чудесное. Действительно, уже в первом романе Кретьена де Труа мы сталкиваемся с необычными превращениями, с миром таинственности и феерии, с идеей зачарованности, с мотивом заклятия, что оказывается важным сюжетообразующим фактором.

Во-вторых (и это теснейшим образом связано с вышеизложенным), перед нами совсем новая структура романа. Кретьен отказывается от подробного и долгого изложения всей жизни героя — от рождения до смерти, или до свадьбы, или до коронования (что часто совпадает). Он как бы выбирает из вечной экзистенции артуровского мира одного какого-то типичного героя и один какой-то яркий эпизод и ему посвящает роман. Здесь — зачатки циклизации, что позволит затем бесконечно множить артуровские сюжеты и даст возможность авторам XIII в. объединить в единое гигантское повествование разрозненные рассказы о тех или иных приключениях разных рыцарей Круглого Стола, тем самым написав своеобразную легендарную «историю» королевства Артура. Завершил этот процесс, как известно, Томас Мэлори.

Но в центре романа Кретьена не просто один эпизод из этой вымышленной истории артуровского королевства. Это и один эпизод из жизни героя. Эпизод, конечно, в широком смысле слова. Точнее было бы говорить о важном, решающем моменте или даже периоде его жизни. Поэтому в романе всегда один герой (его именем обычно и назван роман), один конфликт, вокруг которого и концентрируется все действие. Можно, конечно, говорить не об одном герое, а об одной любовной паре, но женщины у Кретьена занимают все-таки в романе подчиненное место, хотя они подчас очень активны (не уступая в этом мужчинам) и их характерами даже определяется тип конфликта (что хорошо показано Миррой Бородиной6). Герой поэта всегда молод, но он уже успел проявить себя как воин, и пышных сцен посвящения в рыцари мы у Кретьена почти не найдем. Вместе с тем эта опытность, с одной стороны, и молодость, с другой, создают предпосылки для сложных психологических конфликтов: герой Кретьена де Труа — всегда герой развивающийся, но это развитие происходит не без внутренних противоречий и препятствий. Т. е. развитие это сложное, и в этом и заключается его интерес.