Французский «рыцарский роман»

В романах Кретьена и его учеников четко намечена оппозиция «своя — чужая земля». Своя земля, т. е. королевство Артура, дружественна по отношению к герою. Здесь царят куртуазное вежество и истинная справедливость. Если же здесь и встречаются неправедные люди, вроде сенешаля Кея, известного своим бахвальством и злоязычием, то они, как правило, наказываются — верховной властью Артура или просто стечением обстоятельств. Таким образом, «свое» пространство оказывается не только топографическим, но и нравственным понятием. Характерно, что природа в «своем» пространстве благодатна. Описана она, как обычно у Кретьена, скупо и кратко, но в ней неизменно подчеркиваются радужные черты. Думается, именно поэтому большинство турниров, увеселений, охот и т. п. приурочивается в королевстве Артура не просто к какой-нибудь значительной церковной дате (отражение циклического восприятия времени, типичного для средневековья), а к празднику Пятидесятницы30, знаменующему собой начало лета, когда вся природа в цвету. Радостный праздник человека и природы не случайно является прекрасным началом смелого рыцарского подвига, началом увлекательного и рискованного рыцарского приключения.

Пространство рыцарского поиска, т. е. глухая лесная дорога, где не разъехаться двоим, хотя и таит в себе массу опасностей, как правило, неопределенно в морально-нравственном смысле. Оно нейтрально. «Чужое», неизведанное пространство[115] почти всегда герою враждебно. В моральном плане — это «плохое», «гиблое» пространство. Природные условия соответствуют тут нравственным: здесь возможны беззакония, несправедливость, обманы, ловушки. Здесь героям угрожают опасности, здесь от них требуется все их мужество и рыцарская доблесть. Самым «слабым» выражением «гиблости» может оказаться отсутствие рыцарского духа, т. е. ущербность в моральном плане. Характерно, что в «Клижесе», где главные герои, как известно, греки, «чужим» (а следовательно и «плохим» в морально-нравственном плане) пространством оказывается не королевство Артура, а их собственная земля — Византия. Именно там царят обман и подвох, там не держат клятв, там царедворцы коварны и корыстолюбивы, а правители жестоки.

В характеристике «чужого» пространства непременно присутствует (хотя бы имплицитно) оценка пространства «своего». «Чужое» описывается через «свое», как «не-свое», причем основанная на этом противопоставлении цепь оппозиций (хорошее — плохое, благодатное — гиблое, красивое — безобразное, дружественное — враждебное, спокойное — беспокойное, падежное — ненадежное, безопасное — опасное и т. д.) может быть достаточно велика (иногда складываясь в иерархическую систему). Вместе с тем отметим сужение в романе Кретьена числа возможных интерпретаций этого противопоставления (по сравнению, например, с различными фольклорными памятниками). Воспользуемся в данном случае интерпретацией указанного противопоставления, данной Вяч. Вс. Ивановым и В. Н. Топоровым 32. «Во-первых, — пишут они, — речь может идти о социальной интерпретации этого противопоставления, когда первый член его (свой) означает принадлежность к данной социальной группе, тогда как второй член означает принадлежность преимущественно к иной социальной группе, которая, однако, так или иначе соотнесена с первой группой» [116].

Применительно к романам кретьеновского типа такая интерпретация противопоставления «свой — чужой» вряд ли продуктивна. От литературных памятников достаточно четкой социальной детерминированности, каковыми были куртуазные романы, мы вправе были бы ждать именно такой интерпретации, т. е. противопоставления принадлежащего феодальному миру — непринадлежащему, или уже: отмеченного рыцарским духом — неотмеченному. Однако в романе Кретьена социальная интерпретация оппозиций «свой — чужой» по сути дела отсутствует или выражена недостаточно четко. Дело в том, что в романе этого типа мы почти не найдем выходов за пределы феодального мира, даже выходов из специфически рыцарской среды, хотя горожане и крестьяне и встречаются на его страницах. Поэтому противниками героев, как правило, оказываются не не-рыцари, а плохие рыцари, но «плохие» не как сенешаль Кей (неизменно терпящий позорное поражение на турнирах и поединках), а руководствующиеся — по тем или иным причинам — «плохими» нравственными принципами.