Читаем Французский «рыцарский роман» полностью

Смысл указанного выше противопоставления позволяет, в частности, понять, почему различные литературные фиксации легенды о Тристане и Изольде, при всей их близости к «бретонскому» роману, представляют собой иную разновидность романного жанра. «Роман о Тристане» — это произведение совсем иного типа, чем книги о Ланселоте, Эреке или Ивейне. Дело не только в том, что структура произведения здесь несколько иная (об этом будет сказано ниже). Перед нами совсем иная организация художественного пространства и трактовка времени. И фантастика здесь совсем иная. Она ближе к архетипическим моделям (бой с великаном, единоборство с драконом и т. п.), но этими моделями она, по сути дела, и ограничивается. Тем самым и художественная действительность сконструирована здесь не так, как это было в романах Кретьена де Труа. Эта действительность не знает временных сдвигов и топографических аномалий. Недаром, если география «артурианы» до сих пор вызывает оживленнейшие споры, то география легенды о Тристане и Изольде настолько точна, что к изданиям произведений об этой трагической любви можно было бы приложить карту с нанесенным на нее Тинтажелем и другими пунктами, о которых рассказывается в легенде.

Не имеет значения, что король Артур признан здесь верховным судьей в конфликте между дядей и племянником, что он принимает участие в суде над Изольдой. Неважно, что Геньевра шлет письма корнуэльской королеве. Здесь их функции совсем иные.

И характер конфликта в «Романе о Тристане» (и у Беруля, и у Тома) не тот, что в книгах Кретьена. Мы имеем в виду, конечно, не содержание конфликта, т. е. не то, что это противоборство дяди и племянника, а его экстрагентность. Сложная ситуация, в которой оказался герой, несомненно не только заставляет Тристана страдать, но и метаться между противоположными чувствами и принимать то одно, то другое решение, не умея, не желая сделать окончательный выбор. Но дело не в этом. Вспомним, что у Кретьена де Труа второй персонаж романа (им обычно бывала возлюбленная героя) лишь провоцировал протагониста на конфликт, и конфликт этот был внутренний, психологический. В легенде о Тристане и Изольде этот внутренний конфликт подкрепляется, если не определяется, — внешним. Вот, думается, почему легенда о Тристане и Изольде столь охотно была вмонтирована в прозаическую «артуриану», где оппозиция «свой — чужой» ощутимо сменилась противопоставлением «социальное — индивидуальное».

Как мы смогли убедиться, характер организации художественной действительности в романе и решение в нем пространственно-временных отношений оказываются связанными с такими существенными факторами, как характер конфликта, набор персонажей, линии поведения протагонистов и т. д. Наконец, с самим замыслом произведения и теми этическими задачами, которые это произведение было призвано решить. Т. е. перед нами один из критериев типологической характеристики разновидностей жанра.

Вернемся, однако, к роману собственно «бретонского» цикла.

Если в таком романе мы имеем дело, как уже говорилось, с «траекторией пространственных перемещений героя», то линия эта — не прямая. Герои романа созданного Кретьеном де Труа типа движутся по замкнутому кругу. На нем есть чаще всего одна фиксированная статичная точка — двор короля Артура, откуда начинается путь героя и где он завершается. Если на этом пути есть другая фиксированная точка — цель рыцарского предприятия, то она не стабильна, так как не обладает незыблемыми координатами (их еще предстоит установить) . Но и в этом случае движение героя чаще всего циклично, протагонист романа редко возвращается к артуровскому двору той же дорогой, какой направлялся на поиск. Если же он повторяет — в обратном порядке — свой путь, то для того есть обычно серьезные причины, связанные с сюжетом.

Не приходится говорить, что мир бретонского романа, «кретьеновского» его этапа, горизонтален: персонажи обычно не спускаются на морское или озерное дно, не возносятся на небеса или на неприступные горы. Не составляют исключения и реликты кельтских мотивов перехода в «иной мир»; и этот последний трактуется Кретьеном как в достаточной степени антропоморфный, а потому и располагается на плоскости, рядом с реальным миром произведения.

Этот мир, живущий по своим специфическим законам, как мы видели, обладает известной двойственностью: он описан как реально существующий и одновременно — как результат субъективного восприятия героев. Дело в том, что в бретонском романе созданного Кретьеном де Труа типа очень сильно личностное начало.

Это обнаженное личностное начало, и в частности индивидуализированность и субъективизированность восприятия времени и пространства героями повествования, вообще восприятия ими макрокосма, реализуется принятыми в романе точками зрения на изображаемое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского

Книга Якова Гордина объединяет воспоминания и эссе об Иосифе Бродском, написанные за последние двадцать лет. Первый вариант воспоминаний, посвященный аресту, суду и ссылке, опубликованный при жизни поэта и с его согласия в 1989 году, был им одобрен.Предлагаемый читателю вариант охватывает период с 1957 года – момента знакомства автора с Бродским – и до середины 1990-х годов. Эссе посвящены как анализу жизненных установок поэта, так и расшифровке многослойного смысла его стихов и пьес, его взаимоотношений с фундаментальными человеческими представлениями о мире, в частности его настойчивым попыткам построить поэтическую утопию, противостоящую трагедии смерти.

Яков Аркадьевич Гордин , Яков Гордин

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Языкознание / Образование и наука / Документальное