— Если кто-то тебя обидит, твои родители очень расстроятся, верно? — Гас кивнул. — Если ты обидишь этого ежика, его родители тоже огорчатся, согласен? — Гас смущенно пожал плечами, ему стало не по себе. — Между ним и тобой не слишком большая разница. Он имеет такое же право жить на этой земле, как и ты. Мы все пришли в этот мир, и все когда-нибудь умрем. Ты должен научиться уважать все Божьи создания, даже малюсеньких муравьев. Ты сделаешь это для меня, правда?
— Да, — пообещал Гас, погладив пальцем мордочку ежа. Зверьку это явно понравилось.
Жан-Поль налил в миску немного молока.
— А чем занимается сегодня твоя сестренка?
— Она с мамой. Папа уехал в Лондон. — Видно было, что мальчик расстроен.
— Ты огорчен?
— Папа сказал, что возьмет нас с собой на ферму мистера Фицгерберта.
— Ваш папа очень занят.
— Он всегда занят. Папа никогда не находит времени поиграть с нами. — И тут, совершенно неожиданно, Гас открыл душу Жан-Полю. Стоило ему заговорить, и слова хлынули потоком. — Меня хотят отправить в закрытую школу, но я не виноват, не я первый начал… я просто укусил его, потому что он обзывался… папа постоянно обещает поиграть со мной, но он всегда слишком занят… другие папы играют со своими детьми, почему же он не может со мной поиграть? — Мальчик всхлипнул и зарыдал. Жан-Поль обнял его за плечи, слушая сбивчивую горькую скороговорку. Наконец Гас затих, судорожно вздрагивая и давясь слезами.
— Иногда взрослых бывает очень трудно понять. Нехорошо, что твой отец не выполняет своих обещаний. Но ведь он собирался это сделать. Он хотел побыть с тобой и верил, что так и будет. Возможно, его срочно куда-то вызвали, и он расстроен так же, как и ты. — Гас недоверчиво фыркнул. — Непременно скажи родителям, что не хочешь переходить в закрытую школу.
— Они меня не послушают. Они никогда не слушают.
— Значит, ты должен попросить их выслушать тебя и проявить настойчивость. Но будь спокоен и тверд, не срывайся и не сердись. Ты должен показать родителям хороший пример. Все зависит от того, как ты себя поведешь. — Гас с сомнением нахмурился. — Ты все еще хочешь покататься на тракторах? — Глаза мальчишки загорелись. — Тогда пойдем, у нас есть еще время до чая.
Миранда не страдала подозрительностью и не имела привычки шпионить. У них с Дэвидом никогда не было секретов друг от друга. Но, отправив спать детей, уставших после долгой прогулки по лесу, она решила осмотреть письменный стол мужа. Дэвид хранил свои бумаги в идеальном порядке. Перебирая стопки писем, квитанций, счетов и страховых документов, Миранда не нашла ничего подозрительного. Если Дэвиду есть что скрывать, то едва ли он хранит это дома. Компромат следует искать в лондонской квартире. Миранда приготовила горячую ванну, добавила в воду лавандового масла, легла и закрыла глаза, вдыхая душистый пар. С ощущением покоя и умиротворения пришло раскаяние. Как можно быть такой подозрительной? Им с Дэвидом просто нужно больше бывать вместе. Она решила обсудить это с мужем в следующие выходные.
Ночью Миранда зажгла ароматическую свечу, свернулась под одеялом и раскрыла альбом. Было что-то мистическое в этом тайном дневнике — казалось, он отворял дверь в неведомый, прекрасный мир, куда более яркий и многоцветный, чем мир самой Миранды. Хрупкие страницы очаровывали, чужие воспоминания оплетали сердце тончайшими серебряными нитями. Чья-то любовь, жаркая, как солнце, опаляла ее дыхание, безвестная боль наполняла душу отчаянием. Миранда начала читать, чувствуя, как отступает холодная тяжесть обиды на мужа. Чужая тайна окутала ее теплым туманом.
«Наша любовь была обречена с самого начала. Недолговечная, как закат. Ты однажды сказал, что в закате есть что-то глубоко трагическое, что тщетная попытка удержать ускользающую красоту причиняет боль. Но быть может, в этой мимолетности и таится прелесть. Возможно, именно безнадежность придает жизни особый вкус. Если бы можно было остановить закат и жить в вечных сумерках, разве сохранилось бы это первозданное волшебство? Была бы наша любовь такой же нежной без этого бесконечного ожидания потери? Мы никогда не узнаем, потому что все, что у нас есть, — это чувство утраты и воспоминания о багрянце и золоте».
Глава 18
Облака на закате как розовая сахарная вата. Легкие кружева паутины повисли на кустах
Жан-Поль стоял в темноте на каменном мостике. Его окутывал холод ночи. В темно-синем небе светились россыпи звезд. Луна висела высоко, еще не полная, чуть смазанная, окруженная туманным ореолом. Жан-Поль облокотился на каменную балюстраду и посмотрел вниз. Река Харт, играя лунными бликами, неспешно несла свои воды к морю. Он так долго вглядывался в серебристую водную рябь, что заболели глаза, но прежде чем зажмуриться — всего на мгновение, — успел увидеть на поверхности воды скорбное лицо Авы, смотревшее на него с той же острой тоской.