Уже совсем стемнело, и я передвигалась по двору почти на ощупь. А когда наконец добралась до какой-то двери, то ударилась о низкую притолоку, набила огромную шишку на голове и едва не потеряла сознания.
В этот момент меня подхватили чьи-то руки и втащили, по другому не скажешь, внутрь.
Это была крохотная келья, напомнившая мне чулан в родительском доме. Наверное, потому, что в детстве я его почему-то боялась. В келье был стол и лавка. Крохотная свечка и лампадка в красном углу скупо освещали помещение.
Сопровождавшая меня монахиня осталась за дверью, но я сразу же поняла, что кроме меня в комнате был кто-то еще.
— Кто здесь? — спросила я испуганно, вглядываясь в полумрак.
Не дождавшись ответа, я схватила со стола свечку и подняла над головой. Стало немного светлее, и в испугавшей меня тени я узнала сестру Манефу… в миру — Анастасию Лобанову.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
— Вы, кажется, желали меня видеть, и даже в том смысле, что мы с вами родственницы? — спросила она меня насмешливо и зло.
— Не буду отрицать, — ответила я, переживая, что голос мой при этом дрожит, — я искала с вами встречи.
— Чем же обязана такой честью?
Мысль моя судорожно билась о стены тесной кельи в поисках выхода, но тщетно. Я не могла придумать ничего мало-мальски правдоподобного, в то же время не раскрыв своей истинной цели, поскольку подготовиться к подобной встрече не имела возможности.
— Мы с вами уже встречались, — сказала я, пытаясь оттянуть время.
— Если вы имеете в виду — на пожаре, — улыбнулась она с явным вызовом, — то можно сказать и так.
«Она и не собирается скрывать, — с трудом соображала я, — что находилась там в ту страшную ночь, и при этом улыбается. Почему? Что она находит в этом смешного?»
И тут же мне вспомнились все подозрения Петра Анатольевича относительно этой женщины, и это, как вы понимаете, не добавило мне хорошего настроения.
— Или вы имеете в виду ИНУЮ встречу?
Я не поняла, почему она выделила слово «иную», и на что она намекает. На меня нашел какой-то интеллектуальный столбняк, а проще говоря, ни о чем ином, кроме шишки на голове, я думать не могла, тем более, что голова моя с каждой минутой болела все сильнее, и от этой боли к горлу начинала подступать тошнота.
«Только сотрясения мозга мне теперь не хватало», — подумала я, поежившись от одного этого предположения. Однажды в юности я испытала все прелести этого состояния, упав с норовистой лошадки, и теперь находила у себя аналогичные симптомы.
— Так какую же встречу вы имеете в виду? — вновь спросила меня эта женщина.
Она в эту минуту совершенно не напоминала монахиню. И платье ее под грубой накидкой, насколько я сумела разглядеть, было богатым и нарядным.
— Мы встречались только раз, — ответила я.
— И вам захотелось познакомиться поближе?
Она явно надо мной издевалась.
— Ну вот мы и встретились, ваше желание исполнилось. Что же дальше?
«А действительно, что же дальше?» — подумала я, и едва не произнесла эти слова вслух.
— Зачем вы убили Константина? — спросила я, и неизвестно для кого из нас этот вопрос был более неожиданным. Во всяком случае, мою собеседницу он совершенно не смутил.
— А кто вам сказал, что его убили? — спросила она с той же еле заметной улыбкой.
— Я в этом уверена.
— Но это не так.
Она была настолько спокойна, что я не верила своим глазам.
— Вас, я вижу, его смерть не слишком расстроила?
— На все воля Божья, — ответила она с показным смирением, и перекрестилась.
И я не сразу нашлась, что ей ответить. Играть в ее игры мне не хотелось. И ее лицемерию я могла противопоставить только полное его отсутствие, поэтому, недолго думая, задала следующий вопрос:
— А зачем вы пытались убить Петра Анатольевича?
Она как будто ждала этого вопроса.
— Это вашего любовника что ли?
От подобного хамства у меня кровь прилила к вискам. Я еле сдержалась, чтобы не наброситься на нее с кулаками, и только понимая, что именно этого она и добивается, нашла в себе силы этого не сделать.
— Я вижу, моя личная жизнь для вас не секрет?
— Должна же я знать, кто разыскивает меня по всей губернии.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Какой?
Улыбка исчезла с ее лица, может быть потому, что она сделала неверный ход и сама это поняла. Признавшись, что знает Петра Анатольевича, она косвенно подтвердила и то, что в курсе совершенного на него покушения. То есть почти призналась в своем в нем участии. Потому что широкой огласки в городе это событие не получило. И несмотря на шаткость подобного утверждения, настроение у меня немного улучшилось. «Выигрывает в конечном итоге тот, у кого хватает терпения дождаться ошибки противника», — вспомнилась мне в эту минуту вычитанная где-то мысль.
— Если желаете, я его повторю.
— Не стоит, — уже с откровенной ненавистью произнесла госпожа Лобанова, язык не поворачивается назвать ее сестрой Манефой, — у меня хорошая память.
— В таком случае не посчитайте за труд на него ответить. А заодно расскажите мне, отчего умер Карл Иванович. Почему — я знаю, меня интересует диагноз.
Это был явный блеф, но похоже — я попала в точку.