Французский сезон Катеньки Арсаньевой

Ипподром встретил меня с распростертыми объятиями в прямом и переносном смысле этих слов. Уже через полчаса я сидела на открытой веранде в небольшой уютной компании, угощалась шампанским и пирожными и вела непринужденные разговоры.

Здесь, как я и ожидала, был весь Саратов. Я пожалела, что не захватила с собой Шурочку, хотя в своем траурном платье в легкомысленно-разноцветной толпе она и производила бы здесь впечатление белой вороны.

В перерывах между заездами играл духовой оркестр, мужчины с горящими глазами обсуждали достоинства той или иной лошади, женщины в большинстве своем в специально сшитых по этому случаю платьях – все это вместе взятое создавало приподнятую праздничную атмосферу, непременную в подобных заведениях. Хотя ночной пожар был у всех на устах, но тут он потерял львиную долю своей трагичности и драматизма.

И тем не менее я услышала немало интересного. А когда увидела семейство Вербицких в полном составе, то не поверила своим глазам.

«Или Петр Анатольевич сильно ошибается, – подумала я, – или они приехали сюда специально, чтобы продемонстрировать свою непричастность к ночной трагедии».

И прежде, чем подойти к ним, я некоторое время внимательно изучала их лица, особенно действительно повзрослевшей и невероятно похорошевшей за последний год Ирины.

На первый взгляд, она развлекалась напропалую, и только внимательный наблюдатель мог заметить ее необычную бледность.

А когда я, наконец, решилась подойти поближе, то разглядела и покрасневшие от слез веки и легкое подрагиванье пальцев юной красавицы. Ей явно было не до праздника, хотя она и прилагала массу усилий, чтобы убедить всех в обратном.

«Странно, – подумала я. – Что за демонстрация? И почему нужно было скрывать помолвку?»

Но в эту минуту Ирочка меня увидела и что-то шепнула на ухо своей матери. Та оглянулась и помахала мне рукой. На правах родственницы я просто обязана была подойти к ним и обменяться приветствиями.

Хотя родственниками мы были по очень далекой побочной линии, что называется седьмая вода на киселе. Впрочем, если как следует покопаться, то можно отыскать родство с любым мало-мальски приличным человеком. Все мы в определенном смысле братья и сестры…

Про Лобанова заговорила сама Вербицкая, я имею в виду Раису Павловну – старшую Вербицкую, мать Ирочки и Машеньки.

И мне это тоже показалось неслучайным. Я со своей стороны старалась избегать этой темы, отделываясь общими фразами о погоде и лошадях.

– Вы, конечно, слышали? – спросила меня Раиса Павловна, – такое несчастье, – и буквально впилась в меня глазами, пытаясь отыскать на моем лице признаки смущения. Ирочка, стоявшая рядом с ней, тоже не отрывала от меня взгляда.

Но я продемонстрировала чудеса самообладания, и ни один мускул не дрогнул на моем лице. Хотя одному Богу известно, каких усилий это от меня потребовало.

– Я почти его не знала, – ответила я, – говорят, он был нелюдим?

– Да, – с деланным равнодушием ответила Раиса Павловна, – говорят, он был с большими странностями. – И даже зевнула при этом, явно переиграв.

– Маман, посмотрите, какая красивая лошадь, – постаралась сменить тему разговора Ирина. И мы снова заговорили о пустяках, поели мороженного с ананасами и распрощались.

Но встреча эта оставила после себя странное чувство.

«Еще одна загадка, не слишком ли их много в этом деле?» – размышляла я, возвращаясь к прежней компании, где уже шампанское лилось рекой и моего отсутствия, похоже, никто не заметил.

Я еще немного полюбовалась действительно прекрасными лошадьми и ловкими неутомимыми жокеями и незаметно для всех покинула ипподром.

За воротами Степан дремал с кнутом в руках, но мгновенно спрыгнул с козел, лишь только я подошла к карете, и помог мне забраться внутрь, что при красивом, но не очень удобном для передвижения платье было далеко не лишним.

Бокал шампанского или передавшееся мне общее возбуждение, но так или иначе – вернулась я домой в гораздо более приподнятом настроении, с аппетитом поела, просмотрела корреспонденцию и пару свежих газет, и даже вздремнула после обеда.

А вечером меня ждала новая неожиданность.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Если бы я выдумывала свои истории, то наверняка они были бы занимательнее и логичнее. Но так как я не считаю себя писательницей, то пишу все как есть, то есть так, как это происходило со мной на самом деле. И поэтому иной раз та жизнь, что я воспроизвожу на этих страницах, и саму меня поражает своей нелогичностью, абсурдностью…

Иной раз и мне не хватает в ней того, что литераторы называют связками или логическими обоснованиями, но видимо боги в отличие от писателей (хотя последние зачастую и мнят себя небожителями) не слишком задумываются о таких пустяках и поэтому обустраивают нашу жизнь так, как им заблагорассудится, то есть иной раз нелепо и без всякой логики.