– Вы правы, Андрей Ионыч, – кивнула Женя. – Боже, вы не представляете, какой камень с души моей сняли, – она бросилась обнимать Михайловского. – Душу облегчили мне, а я-то думал, с ума сойду.
– Ну что ты, душа моя, – он рассмеялся и принял Женю в свои объятья. – Я всегда готов тебя выслушать. – А если душу облегчил, так за это не благодари! Помог, чем смог.
– Значит, стоит поговорить мне с ним? – спросила она, и даже дышать ей стало легче.
– Конечно! Если вы поговорите, ты для себя поймешь, чего хочешь. К тому же, если Этьен настроен серьезно, он имеет право знать, что ты думаешь об этом, – сказал врач.
– Хорошо, вечером с ним поговорю, а пока давайте позавтракаем и примемся за дела. Люди-то ждут, – воспрянула духом Женя.
Михайловский поддержал ее и кликнул Василия, чтобы нес завтрак, а то наверняка извелся там, бедолага. А после еды они отправились в лазарет, осматривать пациентов. Женя своим хорошим настроением и работоспособностью заражала всех в лагере, Михайловский заразился ее энтузиазмом и словно сбросил десяток лет. Василевского отправили готовить к операции, чтобы сразу после обеда приступить.
– Что случилось? – первой не выдержала Катерина, видя их энтузиазм. – Вы как будто лекарство от смерти изобрели.
Женя удивленно на нее посмотрела и глупо заморгала.
– Как так, Катенька? – впервые она ответила ей, даже не споткнувшись на ее имени.
– Это вы мне скажите – как? – улыбнулась она, ничуть не обидевшись. – Сияете оба, буквально излучаете энергию. Вот я и интересуюсь – в чем причина.
– Просто день хороший, Катенька, – улыбнулась ей Женя. – Василевского вот на ноги поставим – и вообще замечательно все будет.
– Не устаю удивляться, как вы за пациентов переживаете, Костя, – улыбнулась она, готовя все к операции. – Каждого через душу пропускаете.
– А как же иначе? Ведь если по-другому, то неизвестно какой результат был бы, – ответила Женя, намывая руки.
– И то верно, – сестра подала ей чистое полотенце и надела маску на лицо, прежде чем самой подготовиться ассистировать.
Операция шла долго, они даже пропустили ужин. Оба, и Женя и Андрей Ионович держались только на своем энтузиазме. Катерина вела записи хода операции, все фельдшера приходили посмотреть, что и как. В это время Этьен, знавший об операции, старался помогать с другими больными, исполняя поручения остальных фельдшеров, но держась поближе к Дмитрию, с которым они сдружились.
Наконец, уже затемно, Василевского перевязали и оставили отходить от большой дозы эфира, использованного за время операции.
– Поздравляю вас, Андрей Ионыч, – сказала ему Женя, снимая халат и маску.
– И я тебя, Костенька, – он утер потом рукавом халата, не обращая внимания, что тот весь в крови. – Оклемается наш майор и будет бегать, как новенький. Сейчас кликну Василия, поужинаем, и спать! Трудный был день.
– Очень трудный, – согласно кивнула Женевьева и пошла к тазу – умыться. Катенька лила воду из кувшина и подала полотенце. Михайловский отфыркивался от воды в соседнем тазике.
Помня о желании Жени подумать, Этьен, узнав, что операция закончилась, ушел в свой отсек, чтобы не мозолить другу глаза. К тому же, было уже поздно, и вести сейчас серьёзные разговоры не было смысла.
Наскоро поужинав, обойдя других пациентов и проведав Андрея Ионовича, Женя собралась с духом и пошла к Этьену – поговорить и высказать все свои мысли.
К тому времени Этьен уже устроился в своей койке и читал при свече книгу, которой любезно с ним поделился Дмитрий – "Госпожа Бовари" Гюстава Флобера.
– Костя? – он удивленно вскинулся, не ожидая уже встречи сегодня. – Что-то случилось?
Женя и не думала, что уже так поздно, и оттого страшно смутилась.
– Не хотел мешать отдыхать, – извинилась она. – Но я хотел поговорить. Я много думал и хотел спросить, действительно ли я особенный для тебя, или просто развлечение, чтобы скрасить военные будни? – спросила она. – Прошу, будь честен со мной. Ждет ли тебя кто-то во Франции?
– Просто развлечение? – Этьен растерянно моргнул, испытывая чувство обиды за такое предположение. Но он понимал, насколько это важно Жене, поэтому не стал ребячиться. – Костя, меня никто не ждет, – ответил он, свесив ноги с кровати. – Во Франции… там все иначе, проще. И я понимаю, насколько для тебя это странно и неправильно, но мои чувства таковы, что даже это меня не останавливает. Ты очень важен для меня, – ему хотелось обратиться к Жене по ее настоящему имени, как к девушке, но, помня данное слово, Этьен этого не сделал.
Сердце у Жени билось где-то в горле от нервов, она часто и поверхностно дышала.
– Сколько у тебя было девушек? – спросила она, дрожа и подходя ближе. – Были еще… особенные?
– Двое… не только девушек, – честно ответил Этьен, грустно улыбнувшись. – До того, как я уехал в школу для мальчиков, была Мишель… Я думал, что мы всю жизнь будем вместе, а на следующий день после своего семнадцатилетия она умерла от чахотки.
Этьен сделал паузу на несколько минут, прежде чем продолжить.