Женя дважды была легко ранена – небольшие порезы, но она вся была в крови, и рана на лбу и виске заливала глаза кровью, а соленый пот разъедал ее. Она была на грани отчаяния, бой захлебывался, но русские теснили врагов. Сейчас Женя стояла на коленях, пытаясь помочь молоденькой медсестре, невесть как здесь оказавшейся, вместо того, чтобы быть в тылу. Он нашел ее за взорванным пушечным лафетом, когда ее собирался изнасиловать один из офицеров. Сейчас же он валялся с отрубленной головой. Женя сама от себя не ожидала такого удара, разнесшего череп как спелую тыкву. Девушка была в шоке, на шее чернели следы пальцев, бедра исполосованы ранами от кинжала, которым варвар разрезал на ней платье. Между бедер все тоже было в крови, и Женя извела на бедняжку последнюю дозу морфия, остановила кровь и теперь, обмякшую и с закатившимися глазами пыталась поднять на своего коня.
Прорываясь в сердцевину боя, Этьен орудовал шпагой налево и направо, использовать пистолет смысла уже не было – долго перезаряжать. Он и сам не понял, как выцепил за завесой дыма два креста, и рванул туда. И чем ближе он был, тем очевиднее было, что это Женя, поэтому он все яростнее подгонял лошадь.
– Женя! – француз на ходу спрыгнул с коня и рванул к врачу. Сейчас он видел только залитое кровью лицо. – Как ты? Сильно ранен?
– Этьен! Помоги ее поднять, – удивляться, что он тут забыл, не приходилось. – Вези ее в лагерь, ей нужна помощь, – сказала Женя, тяжело дыша. – Ты привез медикаменты? – спросила она, увидев сумки. – Давай их сюда, а сам вези ее к Михайловскому.
– Да, привез, – Этьен даже не отдышался толком, но успел понять, что Женя в относительном порядке. – Я вернусь, – предупредил он, и, пока Женя не успела ничего сказать, запрыгнул на коня и погнал обратно в лагерь.
С ношей он двигался медленнее, поэтому и отбиваться приходилось яростнее, и все-таки он прорвался, но при этом плечи его оказались посечены турецкими ятаганами.
Увидев, в каком состоянии Этьен, Михайловский запретил ему куда-либо уезжать.
– Ты уже ранен! Ты только станешь обузой для Кости! – вразумлял его врач, бинтуя его раны. – Займись девушкой, отвези ее в женскую обитель, она недалеко от мужского монастыря. Объясни, что с ней произошло, они могут помочь ей лучше, чем это сделаем мы. Катеньке сейчас некогда, – сказал Михайловский, осмотрев бедняжку.
В ответ Этьен скрипнул зубами и хотел возразить, но его словно припечатало взглядом врача, поэтому он лишь кивнул и поехал в обитель, как было сказано. Там монахини сразу приняли девушку, и Этьен, поблагодарив их, поспешил обратно в лагерь – в его крови кипел адреналин, и боли он не ощущал.
Почти сутки кипел бой. И только потом стали отступать, а канонада утихла. Женя была на грани истощения, истратила все, что у нее было. Напоив коня у горной речки, выше по течению, где она еще не была красной от крови, она умылась сама, и поехала в лагерь. Уставший и напуганный конь шел еле-еле, хоть Женя и отдала ему весь свой хлеб и яблоки, которые положил Василий. Решив не нагружать бедное животное, она просто шла рядом, держась за седло. Раненых уже не было – только умершие. И Женя тяжело переживала, что и это сражение выиграла госпожа Смерть.
О том, что бой стихает, в лагере поняли по тому, что стихла канонада, да и то не сразу – не до того было. Вернувшись в лагерь, Этьен сразу кинулся на помощь Михайловскому и фельдшерам, сожалея, что не умеет шить – было очень много резанных и рубленных ран, но все, что он мог делать, это бинтовать. Но и в такой помощи была необходимость – пока медперсонал зашивал раны, Этьену и медсестрам велено было останавливать кровь у ожидающих своей очереди. Ему казалось, что на километры вокруг все пропиталось запахом крови – иного он просто не ощущал.
Он как раз вышел из лазарета, притащить еще воды, когда увидел подходящую к лагерю Женю. Не помня себя, он кинулся навстречу и, не говоря ни слова, просто прижал ее к себе.
Женя буквально сползла ему на руки, прижавшись лицом к его груди.
– Я вернулась. – Только и смогла прошептать она. К ним уже бежал Василий, всклокоченный и грязный как черт. – Воды дайте. Попить и умыться. И коня заберите, он устал, – распорядилась Женя, понимая, что еще не время расслабляться.
Воды ей принес Этьен, подводя к бочке, чтобы там и умыться, а конем занялся Василий.
– Много там осталось? – спросил француз, имея в виду трупы, ведь иначе Женя просто не вернулась бы.
Женя только кивнула. Картины еще стояли у нее перед глазами.
– Нужно сделать так, чтобы их не стало больше, – хрипло сказала она, напившись. – Идем помогать остальным. – Женя отмылась от крови и грязи, и они пошли в основную палатку к Михайловскому.
Надев чистый фартук, она взяла у Катерины лоток с инструментами и сразу присоединилась к Андрею Ионовичу – оперировали того самого парнишку, которого она отправила с криво зашитым боком.