Французское наследство

— Какой у вас красивый дом, просто картинка! И дочка прелестная, — зачирикала она. — Мне в нашей газете поручили написать статью о современной архитектуре, вот я и хожу, приглядываюсь к новым постройкам. А тут как раз вы подъехали, вот удача!

— Чэ-э-эго? — не понял Акакий, но на всякий случай убрал с морды некоторую часть свирепости.

Потом почесал в затылке, очевидно соображая, чем может обернуться появление представительницы прессы у его ворот. Похоже, окончательных выводов он не сделал, потому что вопросительно уставился на Лёльку. Та поняла, что нужно ковать железо, пока горячо.

— Я выбираю, какие дома нужно сфотографировать, чтобы поместить снимки в газете. Вот моё удостоверение! — с этими словами она вырвала руку у одного из растерявшихся амбалов, достала свою подделку и потрясла ею перед носом Акакия. — А если у входа будет стоять счастливое семейство владельца — ещё лучше! И подпись можно сделать такую: "Вот как теперь живут наши горожане!" — Тут она замолчала, сама поразившись сказанному идиотизму.

Но бандиту её слова явно понравились, он радостно заулыбался, ухватил Лёльку под ручку и потащил к дому. Заведя её внутрь, он нежнейшим голосом пропел:

— Дорогая! Смотри, кого я к нам привел! Настоящая журналистка, хочет написать о нашем доме статью и фотографию сделать.

На этот призыв из глубины огромного холла, уставленного пластмассовыми растениями, бронзовыми торшерами и напольными вазами из перламутровой керамики появилась Зинаида. Лёлька сразу поняла, что верховодит в семье именно она. Дама была выше среднего роста, ширококостная, но подтянутая. На ней, как влитой, сидел дорогущий брючный костюм фисташкового цвета. Копна платиновых волос была зачесана с изысканной небрежностью, сразу видно, что с утра над ней потрудился парикмахер. Макияж тоже был безукоризненным. Не иначе, хозяйка имела придворного визажиста.

Дама взглядом гюрзы уставилась на Лёльку. Откуда-то выскочила вредоносная девчонка, мимоходом прилепила жвачку на нос стоящего в углу деревянного негритенка с опахалом и тоже вытаращилась на Лёльку. Акакий расцвел в улыбке и засюсюкал:

— Это моя супруга, Зинаида Павловна и дочурка Катенька, розовый бутончик. А это…. — он замялся.

— Ольга Петровна Сагайдаченко, — представилась Лёлька. — Корреспондент газеты "Ежедневный вестник".

— А что же корреспонденты и в праздники работают? — ехидно поинтересовалась Зинаида.

— Да мы всегда работаем, материал собираем. Вот я и решила в выходные прогуляться, а заодно выбрать дома покрасивее, чтобы потом из редакции фотографа прислать, — затараторила Лёлька, понимая, что Зинаиду так просто не проведёшь. Она явно запомнила названное Лёлькой имя, чтобы проверить, есть ли в газете корреспондент Сагайдаченко. И хорошо, если только фамилию спросит…

А простодушный бандит тем временем уже в глубине дома отдавал кому-то распоряжения. Вскоре Лёльку пригласили в столовую, где был накрыт стол не то для раннего обеда не то для позднего завтрака. Акакий, очевидно, проголодавшийся в дороге, налег на закуски, а Лёлька и Зинаида только слегка прикоснулись к еде. Катька вообще умчалась куда-то, сцапав со стола кусок торта со взбитыми сливками и мандарин. Зато появилась мрачная долговязая девица в черном обтягивающем платье и малиновых шлепанцах.

— Это моя дочь Ксения, — сухо представила её хозяйка.

Ксения, ни слова не говоря, плюхнулась на стул, набухала себе в фужер водки "Смирнов" и залпом выпила. Посидев пару минут в ступоре, она налила себе в тарелку супа из осетрины и принялась его быстро хлебать. Лёлька заметила недовольный и раздраженный взгляд Акакия, которым он одарил девушку. Но ту подобные взгляды совершенно не трогали. Она доела суп и принялась за отбивную.

Тут в комнату влетела Катерина и завопила:

— Ксюха, корова, зачем мой пластилин опять утащила? Убью нафиг!

— Ты зачем Катин пластилин взяла? — немедленно завелся Акакий. — Опять с Ромкиным папашкой кукол лепила и иголки в них втыкала? Ох, надеру я когда-нибудь задницу и тебе, и этому придурку!

Лёлька отметила, что, войдя в дом, бандит вдруг стал говорить по-русски совершенно правильно и почти без акцента. Возможно, нарочитое коверкание слов он использовал, чтобы ещё сильнее наводить ужас на жертв.

Тем временем скандал разгорался — Катька вопила, Акакий ругался, только Зинаида и Ксения сохраняли ледяное спокойствие. Девица, не торопясь, ела сочную свинину, а её мать с откровенной насмешкой наблюдала за Лёлькой. Потом, встала и, процедив сквозь зубы:

— Ну, вы тут развлекайтесь без меня! — величественно удалилась.

Акакий немедленно сник и пообещал своему "бутончику" купить сразу двадцать коробок пластилина, чтобы она не огорчалась. Катька, продолжая фыркать и возмущаться, убежала. Беседа за столом так и не завязалась, и Лёлька чувствовала себя не в своей тарелке. Внезапно Ксения подняла безразличные глаза и сообщила:

— Катькиного папашку пришили!

— Ты что говорышь? — опешил Акакий. — Кого-чего — прышили? Да ты… — он закончил фразу витиеватым и непонятным грузинским выражением.