Французское воспитание. Метод мадам Дольто

К другому виду неуважения к телу ребенка – в данном случае мы не имеем в виду плохой уход за ним – относятся телесное наказание и те пагубные последствия, к которым оно может привести. Если ситуационный конфликт настолько выводит родителя из себя, что у него не остается больше слов и он прибегает к действиям (шлепкам), Франсуаза Дольто допускает их при условии, что они будут применяться как исключительная форма наказания. Но нужно при этом отдавать себе отчет в том, «что, войдя в привычку, шлепки принесут больше вреда, чем пользы». Шлепки исключаются при посторонних, поскольку наказание не означает унижения ребенка. Их нельзя раздавать на холодную голову, методично и предумышленно, потому что ребенка нельзя истязать. В любом случае по прошествии некоторого времени нужно вернуться к конфликту: поговорить с ребенком о том, что произошло и почему ситуация вышла из-под контроля. Ребенку нельзя говорить: «Я была не права», лучше сказать: «Знаешь, я так разнервничалась» – и при необходимости попросить прощение» (46).

Дольто, и мы это увидим в главе 5, посвященной власти родителей, не собирается бичевать их за спонтанный и случайный шлепок, сорвавшийся с руки в пылу гнева. Однако она предостерегает от некоторых слов-убийц, которые глубоко ранят, калечат ребенка, не причинив при этом ущерба телу, и на долгое время оставляют глубокий след в его душе.

«И любовь в придачу»

Когда появилась Дольто, воспитание детей в соответствии с теми или иными принципами, применявшимися на протяжении четырех тысячелетий, по ее словам, исчерпало себя. И к этому времени на ее долю уже выпало немало ударов от врачей, проповедующих передовые взгляды, психоаналитиков, педиатров и педагогов, потому что именно программу любви по принуждению, подкрепленной ощущением удовлетворения от следования догмам, она и собиралась разоблачить и смело подвергла сомнению сыновнюю любовь, а заодно и родительскую тоже! Посягательство на любовь, на это табу отношений родители/дети, вынос этой проблемы из сферы воспитания на всеобщее обсуждение – вот что потрясло общество и что воспринималось и воспринимается в наши дни как покушение на святая святых.

Для Дольто «кого люблю, того и бью» не является непреложной истиной, и обратное также неприемлемо для нее: тот, кто бьет, не всегда любит, и в практике наказаний уважение необязательно сопровождается любовью; и если есть «любовь в придачу», то тем лучше, о чем не преминула сказать Элизабет Бадинтер[14], продолжая тему, затронутую Дольто, в своей широко известной книге, вышедшей в 1980-м, где она говорит о функции материнства и пересматривает понятие инстинкта (47). Но Дольто трактует любовь не как феминистка, а на свой, особенный лад, поскольку она исследует ее с позиций защиты «дела детей», с позиций Януша Корчака, написавшего в 1929-м книгу «Как любить ребенка», Беттельхейма, утверждавшего, что одной любви недостаточно (1950), и других авторов, среди которых и Бразелтон, объяснивший, как любить ребенка, не позволяя ему всего того, что он хочет.

Обращение к глаголу «любить» применительно к воспитательной миссии уже было нововведением по сравнению с застывшими педагогическими теориями прошлых веков. И проложить, как это сделала Дольто, мостовую в болоте родительской любви было очень смелым, эпатажным шагом. Она поколебала неприкасаемое табу, когда во всеуслышание заявила, что родителями становятся не для того, чтобы их любили, а для того, чтобы способствовать гармоничному развитию детей (48). По ее мнению, чувства проистекают из ясных, стабильных и хороших отношений между детьми и взрослыми, в противном случае придется эти отношения пересмотреть и оздоровить. А взаимоуважение гораздо ближе к безоговорочно принимаемой ею евангельской заповеди «Почитай отца твоего и мать твою», чем навязывание пресловутой, иллюзорной и похожей на извращение любви, особенно когда ею манипулируют.

Ребенок – это не маленький взрослый

Убеждая родителей уважать ребенка, чтобы тот, в свою очередь, уважал их, Дольто защищает уникальный статус и место этого маленького существа, отличного от остальных. Но это отнюдь не означает, что ребенок – это всемогущий маленький взрослый, хотя он все время представляет себя таким. «Об этом мало кто знает, но у каждого ребенка рождаются и развиваются на интуитивном уровне фантазии о том, чтобы его воспринимали как взрослого человека. И, может быть, именно в этом выражается его надежда на то, что по отношению к нему будут проявлять такое же уважение и предупредительность, как по отношению к любому взрослому» (49). И взрослому предстоит сделать все от него зависящее, чтобы не попасть в западню собственных предубеждений.