Французы на Северном полюсе

Обнимаю и целую всех: отца, матушку и младшеньких, обещаю служить честно, как и подобает нормандскому моряку.

Ваш сын и брат по гроб жизни Констан Гиньяр, матрос корабля «Галлия».

Еще два часа буду в порту Белло».

Написав письмо старательно, словно школьник, матрос вложил его в конверт, запечатал и кликнул слонявшегося по пирсу мальчишку:

— Эй, малый!

— Я здесь!

— Возьми письмо и десять су[11], сбегай на почту, купи марку, наклей на конверт и опусти его в ящик. На сдачу выпьешь кружку сидра.

— Погоди, мой мальчик! — сказал матросу высокий красивый мужчина благородной наружности, стоявший на палубе. Это был капитан.

— Слушаюсь, месье!.. Я хотел послать письмо своим старикам!..

— Сейчас боцман пойдет на почту и отправит твое письмо вместе с остальными, — произнес капитан и обратился к матросу, который осматривал снасти: — Геник, собери команду!

По свистку боцмана моряки вышли на палубу и построились у грот-мачты.

— Друзья мои! — сказал капитан. — При найме на работу я не скрывал от вас, что экспедиция будет опасной и трудной. И хотя уже подписаны контракты, я счел своим долгом дать каждому возможность еще раз все хорошенько обдумать, прежде чем пуститься в неведомые края, откуда многие храбрые моряки не вернулись… Через два часа корабль покинет Францию на два-три года, а может быть, навсегда. Наступил решительный момент. Отбросьте ложный стыд. Если кто-нибудь боится страданий, лишений и смерти, пусть скажет об этом прямо. Я расторгну с ним договор без возражений, мало того, уплачу двести франков за отличную работу по оснащению корабля. И хотя времени на раздумья было достаточно, даю вам еще пять минут. Посоветуйтесь друг с другом и дайте окончательный ответ боцману Генику, он сообщит его мне.

Капитан собирался отойти на бак, чтобы не стеснять матросов, но тут вперед выступил молодой человек невысокого роста, коренастый и мускулистый на вид. Сняв берет, он поприветствовал капитана и сказал:

— Спасибо на добром слове, но хочу объявить от имени всего экипажа, что мы готовы идти за вами хоть на край света. Все, кто здесь есть: провансальцы, бретонцы, нормандцы, гасконцы, фламандцы и эльзасцы[12], даже парижанин, — правду я говорю, братва? — Молодой человек повернулся к матросам.

— Клянемся! — ответили моряки в один голос, подняв вверх береты.

— Спасибо, друзья! — ответил капитан, просияв. — От истинных французов я и не ждал другого ответа. Дело, на которое вы идете, столь же великое, сколь и опасное… Более того, это дело чести нашего народа! Верю, что мы водрузим наш трехцветный флаг там, где еще не ступала нога человека, и тем прославим родину!.. Вперед, моряки! Вперед за отчизну! Да здравствует Франция!

— Да здравствует Франция! — воскликнули матросы.

Капитан был человеком незаурядным, не только по своим внешним данным, но и по душевным качествам, к тому же истинный патриот.

Огромного роста, атлетического сложения, он возвышался над всей своей командой. В нем сразу можно было признать француза-галла[13]. О галльском происхождении свидетельствовала и фамилия. Лицо капитана дышало отвагой, казалось, он ничего не боялся, разве что падения неба на землю. И конечно же он был прекрасным типажем для художника — настоящий древний галл. Лоб античной[14] статуи, вьющиеся рыжеватые волосы, большие голубые глаза, нос с изящной горбинкой, длинные усы.

Д’Амбрие происходил из богатого арденнского рода, уходившего своими корнями в глубь веков. Родоначальником был Амбриорик[15], отсюда и фамилия д’Амбрие.

В начале франко-прусской войны д’Амбрие служил лейтенантом на флоте, в Луарской армии, и был награжден орденом за проявленный в битве под Артене героизм. Тяжело раненный при отступлении к Ле-Ману, он получил звание командира корабля, но после выздоровления был понижен в звании до лейтенанта, хотя имел право на более высокий чин. Оскорбленный подобной несправедливостью, д’Амбрие подал в отставку, несмотря на то, что адмирал Жеригибер отговаривал его от этого шага.

Рано лишившись родителей и став обладателем огромного состояния, д’Амбрие не предался безделью подобно многим молодым людям.

Прежняя профессия привила ему любовь к серьезным занятиям и путешествиям. Д’Амбрие пристрастился к географии и стал выдающимся путешественником-исследователем.

Мы видели, как он преподал урок вежливости своим коллегам на обеде у сэра Артура Лесли.

Прощаясь с ними, д’Амбрие сказал: «Время не терпит!» И в самом деле, уже наступил май, а приготовления к предстоящей экспедиции еще не начались. Дальше замысла дело пока не пошло.

Но чего не сделают деньги, да еще в руках такого человека, как наш бывший морской офицер!

Д’Амбрие, не задерживаясь, сел на поезд до Саутгемптона, а оттуда — на пароход до Гавра, куда и прибыл через двенадцать часов, и не мешкая отправился на кораблестроительную верфь господина Нормана.