Из трещины, образовавшейся во льдах вблизи корабля, на ледяное поле хлынула вода, под ее напором огромная льдина встала на ребро и вскоре рухнула, едва не задев шхуны. Из трещины волной выплеснулась вода, разлилась и застыла на морозе, образовав гладкую ледяную поверхность, блестевшую, как зеркало, при свете луны.
Так, постепенно, выплескиваясь из трещин, вода заполнила на льду все углубления, сгладив его. Лишь кое-где островами высились верхушки айсбергов и отдельные льдины.
Казалось, гибель корабля неминуема.
К счастью, подобные явления случаются редко. Взбунтовавшийся океан производит больше шума, чем разрушений. И все же моряки не могли оставаться спокойными, чувствуя полное бессилие перед разбушевавшейся стихией, на скованном льдами корабле, в тягостном мраке полярной ночи.
Но мало-помалу тревога улеглась: океан утих, словно извергнувший лаву вулкан.
Экипаж вернулся в каюту. Только двое остались на вахте. Они раскурили трубки у зажженного факела и стали мерить шагами палубу.
Уже перед самым концом дежурства люди вдруг увидели сквозь густой туман движущиеся по льду тени.
— Эй! Появились медведи! — закричали они, стуча в дверь.
— Пошли они к чертям! Так хорошо в тепле! — донесся ответ.
— Выходите! Запасемся мясом! — стояли на своем вахтенные. — Голодные медведи сами идут в руки, в погоне за добычей!
ГЛАВА 6
Двадцать третьего декабря солнце опустилось за горизонт уже на четырнадцать с половиной градусов, но еще посылало на землю раз в сутки бледный зеленоватый луч. Появившись на миг, он тут же исчезал.
Не более пяти минут задерживалась на горизонте едва заметная светлая линия, так называемая «заря», это и был «полярный день» зимовщиков.
Но 24 декабря угас и этот огонек жизни в природе, и над ледяным адом воцарился ад тьмы.
Холод стал нестерпимым.
Хорошо еще, что не было ветра.
Уже четыре дня спиртовой термометр показывал минус 46°. Ртутный замерз при минус 42°.
А ведь температура еще понизится. Боже милостивый! Что тогда будет?
Огонь, казалось, больше не греет, свойства самых обыкновенных предметов неожиданным образом изменились.
Печи не гасили ни днем, ни ночью, накаляли добела, но поддерживать нормальную температуру в жилом помещении судна было уже невозможно. Люди замерзли бы в нем, если бы не хорошо продуманная теплоизоляция. Стоило приоткрыть дверь, как из нее вырывался пар и тут же превращался в иней, а вода, попавшая на одежду, мгновенно замерзала.
От открытой книги и развернутого белья тоже шел пар.
Мясо рубили или же пилили, как деревянное. Дерево стало твердым, как кость, и не поддавалось ножу. Об него можно было зазубрить нож из высокосортной стали, а сам металл стал хрупким, словно стекло. Хлеб невозможно было откусить: он был твердым, как кирпич.
Табак, к ужасу заядлых курильщиков, превратился в пыль, и трубка все время гасла, так же, как сигара в заиндевелых усах и бороде.
Металлические предметы обжигали словно огнем.
Сливочное масло и топленое сало закаменели. Постное масло замерзло, а ром стал густым, как сироп.
Загустела и азотная кислота, стала как топленое масло. Через три часа замерзала водка.
Принято считать, что жара расслабляет, а холод придает энергию.
Возможно, это и справедливо, когда речь идет об умеренном климате, но не о полярном.
При длительном воздействии холод действует угнетающе, наступает состояние, подобное сильному опьянению. Дрожат челюсти, заплетается язык, нарушается координация движений, мутнеют глаза, ослабевает слух, тело тяжелеет, притупляется восприятие, словно в полусне.
Только уроженец полярных стран, вроде Угиука, и гренландские собаки легко переносили большие холода.
Эскимос ел и пил за четверых и чувствовал себя на морозе как его соотечественник белый медведь.
Собаки прыгали и катались в снегу с прежней резвостью и, лишь когда приходилось постоять, поджимали то одну, то другую лапу, отрывая ее от обжигающей ледяной поверхности.
Капитан ни минуты не давал морякам бездействовать. Занимал их то физическими упражнениями, то умственным трудом, то развлечениями. Увеличил рацион питания, чтобы возместить потерю тепла в организме, и следил за строгим соблюдением правил гигиены.