Целую неделю стоял мороз в 59°, на градус ниже, чем отмечали в своих наблюдениях капитан Нэрс и Грили.
Поэтому из помещения моряки выходили лишь в случае крайней необходимости.
От походов за пресным льдом пришлось отказаться и ограничиться снегом, лежавшим на шхуне и возле нее. К счастью, его вполне хватало и на приготовление пищи, и на умывание. Защитить насос от промерзания не удалось, несмотря на все старания.
Стало холоднее и в жилых помещениях, но благодаря теплозащитным свойствам снега, плотным слоем покрывшего шхуну, а также согревающим отопительную систему печам, которые не гасили ни днем, ни ночью, удавалось поддерживать температуру на уровне три градуса выше нуля.
Однако матросы не могли привыкнуть к такому холоду и, обреченные на вынужденное безделье, с каждым днем становились все мрачнее.
— Веселее, ребятки! — старался приободрить их доктор. — Нечего киснуть. Потерпите немножко, скоро выглянет солнышко!
— Я не против, — раздался из целой горы мехов чей-то жалобный голос. — Не знаю только, дождемся ли мы его!
— А ведь есть места на Земле, где можно умереть от солнечного удара!
— Все равно, лучше жара, чем холод и мрак!
— Это вы напрасно, мой мальчик. Например, в Сирии, в степях Центральной Азии и некоторых местах Экваториальной Африки бывает шестьдесят — шестьдесят пять градусов выше нуля[94]
. При такой температуре смерть наступает мгновенно, от разрыва кровеносных сосудов мозга.— Какая разница, от чего умереть — от холода или жары. Я предпочел бы от жары.
— Не терзайте себя!.. Сумерки теперь уже длятся целых два часа, звезды в это время исчезают, и вы можете увидеть человека на расстоянии двухсот метров!.. Чем же вы недовольны?
— Прошу прощения, господин Желен, но матросу тяжко неделями сидеть взаперти без дела.
— Будьте же справедливы!.. Вы здесь всю зиму как сыр в масле катались, ни разу не заболели, если не считать нескольких пустячных обморожений, в то время как ваши предшественники страдали от воспаления легких и цинги!.. Не так уж долго осталось терпеть, скоро морозы кончатся и начнется таяние льдов!
Сам доктор мужественно переносил холод, хотя это было совсем нелегко.
Минус 12° или минус 15° для француза достаточно, чтобы закутаться в меха или вообще сидеть дома. Что же говорить о минус 59°?
При такой температуре земля промерзает до самых недр и, кажется, даже воздух застывает, словно излучаемое планетой тепло ушло в дыру, образовавшуюся в космическом пространстве, и вся она превратилась в лед, который не способно растопить даже солнце.
Мороз напоминал о себе постоянно. Даже на минуту нельзя было выйти из помещения.
Окружающий пейзаж наводил тоску. Шхуны, погребенной под снегом по самые мачты, почти не было видно. Даже при ясном небе в воздухе носилась морозная пыль, сквозь нее, как сквозь густую вуаль, виднелись звезды. Под ногами хрустели льдинки, сыпавшиеся со снастей корабля.
Все предметы на морозе твердели и, если дотронуться до них, обжигали словно огнем.
Возвращаясь однажды с вахты, Гиньяр заметил, что на ртутном термометре минус 42°, а на спиртовом, рядом, минус 47°.
— Да он врет, этот ртутный!.. Может быть, замерз?..
Нормандец подул на термометр, и на нем образовалась ледяная корочка, но температура не поднялась.
— Металлический термометр и тот замерз! — удивился матрос и сунул термометр в варежку. Температура осталась прежней. Констан стал вертеть термометр и в конце концов уронил. Трубочка разбилась, и из нее выскочила блестящая серебряная палочка.
Как нашаливший ребенок, Гиньяр попробовал вставить палочку в разбитую стеклянную трубку, но, когда снял варежку и взялся за нее, невольно вскрикнул.
— В чем дело?
— Тысяча чертей! Она как раскаленное железо!
— Ну и глупый же ты!
— Ай! Ай! Ай! До костей прожгло!
Бедняга бросил замерзшую ртуть, но было поздно. На пальцах вздулись волдыри.
Войдя в помещение, молодой человек все время старался прятать руку, которая нестерпимо болела, но доктор заметил.
— Что у тебя с рукой? — спросил он.
— Ничего, все в порядке, господин Желен!
— У тебя ожог, надо наложить повязку!
— Простите, но это не ожог, совсем наоборот. Я отморозил руку!
— Не говори глупостей, а то придется тебе два пальца отнять!.. Вечно ты влипаешь в истории!.. Оправдываешь свою фамилию!
«А вдруг и в самом деле отнимут пальцы», — испугался матрос и рассказал все начистоту, после чего доктор сделал ему перевязку. С того дня Гиньяр зарекся браться за металлические предметы на морозе.
Целых две недели болела рука, и Гиньяр ничего не мог ею делать.
Собаки тоже страдали от холода, и в ту неделю, когда мороз достиг 59°, десять из них заболели гренландской болезнью.
У них пропал аппетит, начались судороги, на губах время от времени выступала пена, шерсть вставала дыбом, глаза делались словно у бешеных, и они как-то странно, отрывисто лаяли.
Через укус эта болезнь не предается, но по всем признакам похожа на бешенство, и тоже, к несчастью, неизлечима.
За одну неделю все десять собак подохли, несмотря на хороший, умелый уход.
Четырех любимцев Артура Форена и еще шестнадцать собак болезнь не коснулась.