«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I

…публика, быв всегда противу г-жи Карцовой и находясь в неудовольствии за то, что бенефис, назначенный г-же Альфред вчерашнего числа и объявленный в газетах, был отменен, сговорилась, как заметить можно было, прежде сего вытребовать бенефис г-же Альфред и с ужасным шумом начала требовать оного; при начатии последней пьесы, в коей играла г-жа Данжевиль, начали кричать à bas la pièce, donnez-nous le bénéfice de Mme Alfred [долой пьесу, дайте бенефис госпожи Альфред! – фр.]; принимались несколько раз начинать пьесу, но актеров сей час заставляли молчать, ибо шум и крик были необыкновенные. Наконец вышел на сцену актер с объявлением, что по болезни некоторых актеров бенефис идти не может, но его с шумом прогнали и требовали опять бенефиса! Поднялась занавесь и опять вышел тот же самый актер, при появлении которого все умолкало, с объявлением, что бенефис будет назначен на следующей неделе, но и сим не были довольны, требуя, чтоб назначили непременно день, крича vite la réponse, le terme, le jour [скорее ответ, назовите срок, день! – фр.] и проч., и проч. Сие продолжалось более получаса! – наконец объявили, что бенефис г-жи Альфред будет дан в пятницу. Тогда все, закричав браво! браво! успокоились. Более всех и начинщиками [так!] сему шуму замечены мною следующие: граф Потемкин, уланского полка подполковник Тиньков, известный здесь игрок Дмитриев, молодой человек барон Черкасов, г-н Пашков, недавно вышедший в отставку бывший адъютант гр [афа] Комаровского и проч. Муж г-жи Альфред при начале спектакля уже подговаривал и просил многих, дабы вытребовать бенефис его жене.

В результате «достопамятный» (по выражению «Дамского журнала») бенефис был перенесен на пятницу 7 февраля, однако состоялся, согласно объявлению, приложенному к № 13 «Московских ведомостей», неделей позже, 13 февраля.

Ничего сугубо политического в этом скандале не было, но имело место нарушение порядка: по выражению Голицына, господа, поднявшие шум, должны были, «ежели полагали дирекцию французского театра в чем-либо виноватою», жаловаться правительству, «а не самовольничать, какие поступки приписываются к неистовству и могут навлечь им неприятные последствия». Поэтому Голицын приказал Шульгину вызвать этих господ к себе и объявить им, «что они подвергнут себя высылке из театра чрез полицейского офицера, буде впредь возбуждать будут какой-либо шум».

Жандармский начальник Волков склонен был согласиться с «суждениями некоторых», относивших недавнее происшествие «к недостаткам распоряжения вообще полиции» (донесение Бенкендорфу от 1 февраля 1830 года). Однако петербургское начальство получало информацию не только от Волкова (вообще настроенного по отношению к москвичам скорее миролюбиво), но и от своего агента О. В. Кобервейна, который, по свежим следам запечатлев на бумаге все реплики, раздававшиеся в театральной зале 29 января 1830 года (требования бенефиса Альфред, крики «долой» и проч.), пустился в комментарии сугубо политического свойства и представил строптивость театралов как бунт московских фрондеров, причем с французским колоритом: