Фрау Маман (СИ)

Близость обжигала Миру, доводила до дрожи и сбивала дыхание. Каждое слово разливалось волнами в животе, стекая возбуждением вниз, побуждая прижиматься к Косте, врастать в него, с непреодолимым желанием раствориться под его кожей, в его крови.

— Пожалуйста… Костя, — прошептала она, потянувшись к его губам, сильнее смыкая ноги, напрягая бедра, ощущая тянущие вибрации там, где собиралось возбуждение.

Он целовал сладко, горячо, неистово, до звездочек в глазах, до нехватки воздуха, до стонов и всхлипов, и ей хотелось большего, так, чтобы до конца и только с ним. Когда его ладонь прошлась по внутренней стороне ног до бедер, едва задевая промежность поднялась на живот, Мира потянулась и выгнулась, действуя на инстинктах. Зарываясь в его волосах пальцами, проводя ладонями по спине от плеч до ягодиц, целуя в ответ, прижимая к себе, она шла в нирвану.

— Слава, нам надо остановиться, — с тихим стоном, нехотя, Костя оторвался от ее губ, обрывая ее забытье.

— Я не хочу останавливаться, — рваным дыханием прошептала она, предлагая себя, готовая отдать свои принципы и правила за один раз с ним.

— Вот же черт…

В момент оборвались все тормоза, сорвались стоп-краны, развеялись убеждения и затерлись правила. Он сдался, оказался побежден, низвергнут, превращаясь в своих желаниях и действиях в первородный грех. Руки стали требовательнее, тело приятно ломило от напряжения, губы выпивали, вылизывали, выцеловывали каждый миллиметр податливого нежного тела под ним. Он шептал нежные слова, восхищался, дразнил, приказывал. Обратившись в податливую субстанцию, тая под желанным натиском, Мира чувствовала счастье, как никогда раньше, забыв о стеснении и предрассудках. Любила всем сердцем, в одном шаге от того, чтоб стать его без остатка.

— Бес, епть, остановись! — закричала Ира с порога.

— Уйди! — рыкнул Костя, прикрывая своим телом Мирославу.

— Бабушка проснулась, Бес! Подумай, что ты творишь! — молниеносно, одним рывком, Василькова скинула с подруги поплывшего брата, натянула той футболку, трусы, укрыла одеялом и прыгнула рядом на лежак. — Вали нахуй отсюда. Скажешь, что спал в моей комнате. Даже твой утренний стояк в тему… Твою ж мать, о чем ты думал, Бес?!

С треском, едва не сняв дверь с петель, Костя вышел из летней кухни, а Иванова все еще тряслась от непроходящего возбуждения, с широко раскрытыми глазами, потерявшись окончательно.

— Спокойно, Славунтич, все хорошо. Я вовремя сообразила прийти сюда. Сейчас чая выпьем, пойдем на озеро, охладимся, — приговаривала Василькова, поглаживая Миру, успокаивая.

— Я хочу его… — с полными слез глазами прошептала Иванова и уткнулась в плечо Иры, всхлипывая.

— Славунтич, родной мой человек, он разобьет тебе сердце, — прижала к себе сильнее подругу.

— Пусть.

— Потом жалеть будешь, — не теряла надежды вразумить спасительница.

— Никогда не пожалею, — успокаивалась Мира.

— Дурында ты, Славунтич, — усмехнулась Василькова, вздыхая и продолжая обнимать влюбленную плаксу.

Баба Лиза вошла, едва Ира закончила свою мысль.

— О, какого лешего вы тута? — поставив ведро с молоком и вытирая руки о передник, старушка полезла искать марлю в шкаф.

— Пришли рано и уснули, бабуль. А Костя не стал нас будить, — беззастенчиво соврала внучка.

Днем Горин уехал из деревни, никому не говоря ни слова. Спустя неделю все успокоилось, Мирослава смирилась со своей неудачей, теша себя мыслью, что все к лучшему.

Перебирая на веранде ягоды на варенье, Мира и Фрау Маман слушали деда Васю, пока Кузьмич с умным видом не позвал того на пилораму для «решения сурьезного вопроса жизни и смерти». Возле калитки, у забора из штакетника, Ира болтала с Мариной. Папа Гера лежал под солнцем в саду на раскладушке.

— Мам, — позвала Мирослава. — Ты теряла голову когда-нибудь?

— Бог миловал от плахи, — хохотнула маман. — А вот мозги теряла.

— И как ты справилась? Как нашла их?

— Предпочитаю жалеть о том, что произошло, чем о том, чего не рискнула сделать, — закинув в рот ягоду, женщина продолжила: — А ты, никак, созрела до глупостей?

— Типа того, — уклончиво ответила Мира, боясь поднять глаза на Фрау Маман.

— Гера! — от вскрика Мирослава чуть не свалилась со скамейки. — Греби сюда. Разговор интересный намечается.

— Монмарансичка, любимый мой ангел, дай мне еще минут десять, — разнежился папа Гера.

— Твою дочь обрюхатили! — заорала Фрау Маман так, что все соседи замерли, а Ира с Маринкой почти повисли на заборе, чтоб не упасть. Раскладушка скрипнула, и в пару секунд папа Гера стоял, готовый рвать весь мир в клочья.

— Мам! — возмущенно вскинулась Мира. — Ничего такого!

— Тьфу! Иди с моих глаз долой, блядь! Точно подменили в роддоме. Не дала матери помечтать о внуках, сволота! — наигранно шлепнув Миру по заднице, Фрау Маман потянула к себе мужа, усаживая рядом с собой. — Давай, Гера, разомни мне плечики хрупкие. Столько выпало на них страданий.