Старики смеялись, что девочки слиплись как сиамские близнецы и спать раздельно не желали. Вот так и слонялись: один день спят у бабушки Лизы — то есть у Иры, а на следующий у стариков Миры. Где проснулись, там и по хозяйству помогают. Опять же, правило выработалось.
Бабушка Лиза жила одна, мужа своего схоронила давно, а новым не обзавелась. Женщина серьезная, громогласная, но очень добрая. Справедливости ради, надо отметить, что подругам у нее тусилось комфортней. Та пропадала целыми днями, так что колонки и громкая музыка на приступочках дома создавали крутую атмосферу с самого утра, а девочки крутили задом в одних трусах и майках, ведь за глухим высоким забором горчичного цвета их совсем не видно.
Подобное веселье можно устраивать и в доме стариков Мирославы, но, как показала практика, без шансов на уединение. Пока подруги, одетые в пижамы, притопывали и прихлопывали в такт орущим попсой колонкам, ощипывая кусты смородины, дед Василий собирал половину села у низкого штакетника, повествуя о нынешней расхлябанной молодежи, тыкая в них пальцем.
Очередная сессия подходила к концу. Иванова с завистью и грустью пересматривала в галерее мобильника фотографии подруги, на которых та вовсю развлекалась в деревне. На кадрах запечатлелись Ромка и другие, до боли знакомые, ребята. Повзрослевшие, возмужавшие, но такие же оболтусы. За четыре с лишним года много воды утекло: по чужим садам лазили; на гороховом поле соль в зад от сторожа ловили; от пчел убегали, когда решили медком у пасечника поживиться; на одном мотоцикле впятером в соседнее село катались; трусы Ромашкины на дне пруда искали — после неудачного ныряния; у деда воровали самогон, который закусывали незрелыми яблоками; в лесополосе дикую смородину ели до поноса; песни на всю округу орали — и много что еще. А главное, что останавливаться не хотелось. Впереди всегда ожидалось что-то интересное.
Вот уже две недели Ирка ныла по телефону, что соскучилась, и если Мира не приедет, то она помрет молодой. Однако стоило позвать подругу к себе, как та отказывалась, вернее, канючила еще сильнее, говоря, что у Славунтича нет совести, а жестокость получила высший уровень. То и дело в разговорах мелькали недосказанная таинственность и хитрое: «Приедешь, я тебе тако-о-о-ое расскажу!»
Мира извелась от ожидания. Если бы сказали, что можно ехать, то стояла бы на низком старте, но маячила еще неделя долбаных экзаменов. Ненависть к обстоятельствам непреодолимой силы разрасталась, как снежный ком.
Душный метрополитен обдавал солянкой запахов, что вызывало тошноту. Дополнительные занятия перед зачетом вымотали все нервы. Бесконечные напоминания о тупости, безответственности и безнравственности подрастающего поколения сыпались едва ли не каждое предложение. Лектор по истории России вообще не щадил своими язвительными высказываниями никого. Бесит.
В предвкушении свежего воздуха Мирослава поднималась по эскалатору.
Привет, — ухмыляющаяся рожа Константина Горина, он же сосед по дому и обладатель самой крутой тачки во всем квартале, поравнялась с ней, едва она вышла из метро. Наказание, а не человек.
— И тебе не кашлять, — буркнула девушка и ускорила шаг.
— Все еще не сменила гнев на милость, колючка? — усмехнулся тот гадко и свернул к магазину. — Еще увидимся!
Тьфу! За что ей это проклятье? Бегать от Горина стало определенным видом спорта. С первого курса тянулось сие безобразие. Страшнее всего становилось от того, что изначальное внимание этого Казановы привлекла Фрау Маман. Это злило до хруста костей в пальцах.
И началось все так…
Конец ноября. Пребывая в прекрасном настроении, Мира шагала к дому, общаясь с Иркой по сотовому, когда увидела своего родителя рядом с высоким темноволосым парнем. Поначалу Иванова опешила. Засмотрелась. Спортивный, модный, явно уверенный в себе, постоянно улыбающийся Фрау Маман, по-мальчишески лукаво. Глаза как угольки. Черные. Полные губы с плавными очертаниями. Едва заметные ямочки на щеках, чтоб они провалились! Улыбка — Космос. Родинка над губой — закачаешься. Она, грешным делом, думала, что пропала. Оставалось только платочек найти, чтоб слюни подтереть.
— Костик, а это ошибка моей разгульной молодости. Знакомься, — представила женщина свое детище, едва Мира попыталась просочиться в подъезд. — А ну, передвигай копытами сюда, Мирослава.
В день, когда ее застукали за просмотром порно, было не так мучительно больно, как в этот момент.
— Мам, у меня дела, — оставалось каких-то пару шагов до спасения за железной дверью.
— Хочешь, чтоб рассказала, как ты любишь спать? — слова Фрау Маман попали в самое сердце дочери. Настоящий и неприкрытый шантаж вынудил сжать губы и смиренно подойти. Позорно. Понуро. Подчиняясь. Все на букву «пиздец».
В их семье хранилась тайна, которую родители обещали не выдавать никому, в том числе под пытками. Даже если их захватит кубинский наркокартель — они будут держать язык за зубами. Лишь папа сказал, что если пытки примут нелицеприятный оборот, то он будет вынужден перейти на сторону врага и повиниться.