Фрау Томас Манн: Роман-биография

Ароса в общем-то «переполнена» (этот факт тоже почему-то не толкуется как прямое свидетельство того, что какую-то часть приезжих составляют люди, на некоторое время покинувшие Германию «из-за плохих предчувствий») и по сравнению с 1926 годом изменилась: все легочные санатории превратились в спортивные отели, «нет больше скучных лежаний на свежем воздухе, впрочем, это был атрибут буржуазной эпохи и романа „Волшебная гора“, который вовсе не ставил своей целью вернуть старое, а просто является отражением истории». Отдых высоко в горах, очевидно, все еще означал для Кати в феврале 1933 года воспоминания о поре создания «Волшебной горы», ассоциируясь с ощущением защищенности и удаленности от мира.

И только в начале марта, после поджога рейхстага и убедительного успеха на выборах партии Гитлера, до Швейцарии докатилась волна ужасных вестей о преследованиях оппозиционно настроенных политиков и литераторов; должно быть, супруги Манн тоже пришли к выводу, что их личные убеждения идут вразрез с политическим развитием Германии. Пятнадцатого марта Томас Манн записал в своем дневнике: вот уже десять дней как им неотступно владеет «патологический страх», приводя в расстройство его «натянутые, усталые нервы». Рассказанные Эрикой истории о происходящих в Мюнхене «убийствах и всевозможных бесчинствах», о «диких издевательствах над евреями», «вести о тотальной стандартизации общественного мнения, об искоренении любой критики» довели его до отчаяния. Паническое состояние, овладевавшее им преимущественно ночью, приняло угрожающие размеры и полностью парализовало решимость писателя: его охватила «полная беспомощность, дрожь сотрясала все тело; постоянный озноб и страх лишиться рассудка». Во время ночных попыток успокоить мужа, когда тот в очередной раз искал убежища от горестей и сомнений в ее постели, Катя узнавала о его терзаниях: «подписан приговор целой эпохе», и под самый факт существования приходится теперь «подводить новую основу». Потребовались месяцы, чтобы Томас Манн смирился со своим статусом эмигранта.

Катя же, напротив, не думала об этих волнениях и страхах. Когда по истечении обусловленных договором трех недель стало известно о невозможности продлить пребывание в Аросе, Манны переехали сначала в Ленцерхайде, затем, спустя неделю, в Монтаньолу, неподалеку от Германа Гессе, и, наконец, в Лугано, в гранд-отель «Вилла Кастаньола», где был полный комфорт и жили хорошие знакомые. «Я нашла своих милых стариков, — пишет Эрика Клаусу, — в отеле „Баден-Баден“, где Волшебник чувствует себя почти так же, как в курхаузе в Травемюнде. Он действительно заметно преобразился и производит впечатление с трудом выздоравливающего больного, который медленно идет на поправку после перенесенной тяжелой болезни».

Намерению Томаса Манна переждать «за рубежом» неблагоприятные события в стране способствовали закамуфлированные предостережения друзей, а также Хедвиг Прингсхайм, которая настоятельно советовала дочери ни в коем случае не прерывать лечение «своего пугливого олененка», поскольку это рекомендуют заслуживающие доверия врачи. Эрике тоже лучше побыть какое-то время в Лугано рядом с отцом, для полного его спокойствия, в то время как Кате, может статься, неплохо бы вернуться в Мюнхен и присмотреть за домом — естественно, такой шаг может быть оправдан лишь при условии, что пациент будет под чьей-то надежной опекой, ведь после такой тяжелой болезни он крайне нуждается в хорошем уходе и присмотре. Но уже на третий день Хедвиг Прингсхайм поспешила отказаться от части своих советов. У нее-де появилась возможность «поговорить с врачом, крупным опытным специалистом в области болезни, которой страдает „твой олененок“. Этот врач полагает, что я непременно должна уговорить тебя […] не оставлять его […]. Столь тяжелый грипп, поразивший твоего мужа, опасен рецидивами, поэтому ты ему просто необходима, а если вдруг решишь уехать, то, может статься, так легко ты к нему не вернешься. Он, врач, последнее время довольно часто сталкивался со случаями, когда супруга не имеет возможности своевременно вернуться к своему страдальцу-мужу».

«К[атина] мать настойчиво предостерегает ее от поездки в Мюнхен, потому что у жен на границе отбирали паспорта, чтобы принудить к возвращению их мужей». Эта дневниковая запись Томаса Манна от 28 марта 1933 года свидетельствует о том, что они приняли к сведению ее предостережение. Мысль остаться без жены именно теперь повергала его в страх и ужас, тем более что и от доктора Готфрида Бермана, на которого можно было вполне положиться, тоже пришло закодированное предупреждение: Катя ни в коем случае не должна покидать Швейцарию.