Фрау Томас Манн: Роман-биография

Супругам Манн, очевидно, тоже: таким образом можно оправдать свои расходы, а цену неплохо бы и поднять. По всей видимости, Тейлоры очень спешили с переездом, поскольку, как рассказывала мать дочери, она сама посетила американцев в доме на Пошингерштрассе уже 6 июля. Однако не все было так просто, обнаружились некоторые проблемы; дело в том, что по указанию из Санари в мюнхенский дом приехала Ида Херц, чтобы временно пожить там и привести в порядок библиотеку. И то и другое, естественно, стало невозможным из-за сдачи внаем; конечно, «книги, если они столь необходимы твоему дорогому оленю, можно и переслать». Однако Катя стояла на своем, и это отнюдь не доставляло радости ее матери. «Дом сдан внаем, и ты просто не имеешь права делать тут какие бы то ни было распоряжения. Вчера мне звонит Мария Курц и сообщает, что приезжает Идочка Херц. Что она [Мария] должна ей сказать? Пусть ночует там и отбирает все хорошие книги? Я сказала ей, что теперь, когда заключен контракт, это уже невозможно и придется все перенести на октябрь. А вот только что она опять позвонила мне, поскольку в очередном спешном письме ты настаиваешь на данном тобой ранее распоряжении относительно книг, кроме того приказываешь тщательно упаковать ценный фарфор и другие вещи и вывезти оттуда. Я могла лишь еще раз повторить ей, что подобное, по моему мнению, невозможно, и я незамедлительно растолкую это тебе. […] Я разговаривала относительно книг с этой очень высокопорядочной миссис Тейлор, она будет свято соблюдать все твои требования». Новая жиличка даже позволила забрать все столовое серебро и «велела вместе со своим собственным серебром привезти и постельное белье».

Весь июль Катя докучала матери и Марии своими срочными поручениями: сначала вывезти книги, потом фарфор, серебро — и, наконец, пластинки. Как убедить американку в безотлагательности таких действий, ее не интересовало, поэтому Хедвиг Прингсхайм рассудила так: ежели дочь настаивает на выполнении всех своих указаний, то пусть сама напишет миссис Тейлор, этой милой, необычайно великодушной женщине «любезное, вежливое, по возможности короткое письмо» — лучше на английском — и заверит ее в том, что «под руководством знающей свое дело фрау Курц будет незамедлительно устранено даже малейшее причиненное семье неудобство […] и место изъятых книг займут другие».

Лишь спустя несколько дней Хедвиг Прингсхайм поняла, насколько благоразумно, хотя и бесцеремонно, поступила ее дочь: «Когда вчера мы прочитали о готовящемся законе „о конфискации „антинародного и антигосударственного имущества““ […], я сказала отцу: „Ого! Становится жарковато“. Я тут же связалась с Марией и наказала ей, не медля сделать все так, как ты велела, потому что, наверное, ты все-таки права».

В то время, как в Мюнхене в доме на Пошингерштрассе — действительно в последний момент — срочно упаковывали и увозили указанные хозяйкой вещи, в Санари с таким же размахом, как некогда праздновались дни рождения в Мюнхене, готовились к пятидесятилетнему юбилею Кати. Ранним утром Эрика отправилась в деревню за цветами; остальные дети, за исключением Клауса, — он не приехал, — «с большим усердием принялись украшать дом, так что вскоре не оказалось уголка, который бы не благоухал, Голо убрал цветами даже обычно недоступный кабинет Волшебника. Естественно, не обошлось без сочиненного Эрикой зингшпиля, „когда ничего не подозревающая фрау советница спустилась по лестнице вниз“. Все исправно произнесли свои стишки, только „наш Гете“ (то есть Томас Манн), который сам сочинил текст для своей роли, не мог вымолвить ни слова. „Мы не выдержали и с громким хохотом повалились на рояль“. Каждый из актеров держал в руках маленький подарок — „очень много разных футлярчиков“. И конечно, было много сладостей, „прямо из Парижа, которые мы заказали к этому дню“. Вечером, после семейного обеда, как обычно, пришли гости. „За обедом, — писала Эрика брату, — мы пили отличное шампанское, для гостей было чуть похуже“.

Но не всегда торжествовала экономность. Когда свой день рожденья отмечал Рене Шикеле, трудное финансовое положение которого не ускользнуло от внимательных глаз Кати Манн, она проявила чуткость и накануне сбора гостей вместе с двумя младшими детьми принесла в дом именинника не только чудесные цветы, но и целую корзину „только что доставленных из Тулона“ деликатесов, которых, как отметил в дневнике сам виновник торжества, „с лихвой хватило на многочисленное общество“, собравшееся в их доме ближе к вечеру.