Фрау Томас Манн: Роман-биография

Катя непревзойденно исполняла роль гостеприимной хозяйки на литературных вечерах, где Волшебник читал отрывки из своих произведений. Ей нравилось принимать гостей у себя — здесь она могла отлично проявить свой режиссерский талант и избежать неприятных встреч, какие возможны были в чужих домах: «Недавно опять были у Верфелей. Нам представили Стравинских, поскольку папочку, как ты понимаешь, очень интересует общение с музыкантами. Он безобразный, но по-настоящему очаровательный мужчина, правда, откровенный белогвардеец, а его супруга необычайно привлекательная, но совершенно не похожая на своих соотечественниц. Оба очень лестно отзывались о твоей книге о Жиде, которую им, к великому огорчению, никак не удается дочитать до конца, поскольку непременно кто-нибудь берет ее почитать. Неужели люди не могут купить себе книгу! Но помимо этой приятной пары нам представили еще и эту отвратительную особу, Еритцу, и ее никчемного шалопая-мужа, что лишний раз свидетельствует о невысоком культурном уровне хозяев».

Да, госпоже Томас Манн не откажешь в самомнении; ощущение избранничества — стиль, царивший в доме на Арчисштрассе за чайным столом и на званых вечерах, на всю жизнь оставил в ней неизгладимый след, но если к кому-то она испытывала особое расположение, то могла относиться к нему со всей сердечностью и искренностью. В особенности это касалось внуков — сыновей Михаэля и девочек Элизабет, которые чувствовали себя у бабушки с дедушкой вполне комфортно. Дедушка поил своего любимца Фридо ромашковым чаем, если тот громко плакал (что случалось довольно часто), а бабушке капризы малыша служили поводом, чтобы лишний раз порассуждать о своих педагогических способностях: «…a charming and loveable little boy, but sometimes he is so terribly naughty, and I really do not know how to handle him: a child of his age who does not understand you seems terribly difficult to be brought to reason, and my pedagogic talent fails me. I cannot remember how I did with my own children, but as a matter of fact the results were not so very brilliant»[142].

«Мои успехи в воспитании не особенно блестящи…» Кате с раннего детства была свойственна одна черта, которую знаменитый коллега хозяина дома — Теодор Фонтане — называл более всего достойной человека: это самоирония.

«Ах, Господь Бог не в лучший час задумал управлять этим миром. Внутренние голоса, которые этой весной усиленно предостерегали меня, были почему-то лучше осведомлены, чем внутренний голос Адольфа. Но теперь ничего не поделаешь — все уже во власти злого рока». Когда Катя писала эти строки, в мире бушевала война — и Америка тоже в ней участвовала; в Пасифик Пэлисейдз велись дебаты о лучшей стратегии борьбы с гитлеровской Германией. Миссис Манн с облегчением встретила весть о начале военной кампании на Востоке и в полном единодушии с Молли Шенстоун с энтузиазмом приветствовала налеты английской авиации на немецкие города. Ее просто захлестнула искренняя ненависть к «Гансам» (именно «Гансам», а не «Фрицам»: Катя воспользовалась терминологией Первой мировой войны). «The last English raids were really elating, especially for somebody who hates Huns as I do! You are quite right, the hatred is an absolute necessity in these times. I always think that people who cannot hate are also unable to love, and pride often expressed here about the total absence of hatred makes me quite crazy»[143].