Фрегат «Паллада». Взгляд из XXI века

Запали слова адмирала Путятина в писательскую ипостась Гончарова: есть де душа у корабля и командой она наполняется. Отсюда, бросая монету у острова-камня Готланд он уже твёрдо уверовал в спасение судна от стихий океанских. И на самом деле, более двадцати лет царский посланец, блистая красотой, посетил немало государств с дипломатической и прочими государственными миссиями. Случалось даже свершать вояжи с немалыми запасами золота. За столь длительный срок корабль и его команда стали единым целым. Ничто так не роднит, либо настраивает супротив, как тяготы неимоверные. А таковых морская стихия преподносит с лихвой изо дня в день и из похода в поход. Ломаются крепчайшие мачты и реи, рвутся паруса, разгибаются стальные крюка-гаки, трещат, а инда выламываются под ударами волн бортовые доски обшивки из чистопородных сосен и лиственницы… Не единожды смывало за борт братцев матросов. Нередко они же разбивались напрочь о дубовую палубу, падая с реи на высоте в сорок-пятьдесят метров. Но главная миссия в судьбе венценосного корабля была намечена на 1852 год: дипломатическая миссия в Страну Восходящего солнца-Японию. Был загружен более чем годичный провиант, запасной рангоут, мачты, корабельный лес… Завезли свой скарб офицеры. Матросы обходились «вечными сундуками» с именными лейблами из латуни и меди. Сундучки имели в днище крючья для штормового крепления к палубе кубрика. Почти сутки кран-балками доставляли с берега клетки с курами, скотские загоны с нещадно ревущей скотиной. В специальный отсек укладывали прессованные тюки корма для живности. Всё это кудахтало, мычало, визжали свиньи. По строжайшему авралу и под началом грузили порох для пушек, бомбы и ядра. Всё неукоснительно проверялось офицерами. Немало медикаментов доставили на борт матросы, подопечные врачей Арефьева и Вейриха. Бывалые моряки знают цену врачебным рукам в открытом океане. На кормовой надстройке стояли капитан-лейтенант И. С. Унковский, судовой священник архимандрит Аввакум (в миру Д. С. Частный). Старший офицер лейтенант И. И. Бутаков с рупором носился по грузовой палубе, время от времени подавая короткие команды строевым вахтенным офицерам. Следом за ним носился как бы общекорабельный пёс Аврелий. Хотя вся команда знала, что хозяин его Бутаков. Вне сомнений, что пребывание на «Палладе» тёзки древнего грека Марка Аврелия Вер Цезаря стало возможным с благословения адмирала Путятина. Не сказать, чтобы высшее лицо на фрегате питало нежные чувства к квазигреку, но негласно они взаимоуважали данный им статус. Аврелий выполнял роль швейцара, чинно восседая у входа в кают-компанию. О подачках снеди речи не случалось и пёс был своего рода экзотикой для корабельного общества. Он даже принимал пищу не иначе, как от вестового и восседал отдельно. Голосом Аврелий обладал исключительно «а-ля Бутаков». И, когда офицер давал команды, «философ» немедля дублировал сказанное на собачьем диалекте с интонацией хозяина. Такой дуэт вызывал гомерический хохот у всей команды. Даже у адмирала лицо расплывалось в блаженной улыбке. Сюда же следует добавить к авторитету Аврелия-Цезаря: крысы не конфузили своим мерзким видом никого из офицеров. Клыки у корабельного любимца были тигроподобные, да и весом он не прогадал: пуда на четыре потянет.

По судовому авральному расписанию каждый офицер и матрос выполняли строго опре делённую функцию при команде «Корабль к бою и походу приготовить!» Обтягивали такелаж по-штормовому. Крепили шлюпки и всё корабельное имущество. Столетиями отрабатывались эти команды и задачи: как по краткости, так и по содержанию. Одна из них «Прохождение узкостей»: рейда, пролива, непосредственной близости от материка, либо острова. И надо же тому случиться, что почти в самом начале похода фрегат угораздило сесть на каменную мель – «банку», после чего «Палладе» пришлось изыскивать ближайший док для «рихтовки» медной обшивки днища. Таковым стал английский порт, обладатель нескольких доков Портсмут.

Ивану Александровичу вспомнилась морская полулегенда о «летучих голландцах» – кораблях с роковой Судьбой: такой корабль носила стихия годами. Снасти были в готовности, а то и обвисшие в полный штиль. Ужас навевало сопутствующее безмолвие и отсутствие команд. Домыслы один страшнее другого вздыбливали волосы очевидцев. С таких посудин ещё при постройке бегут крысы, а это верный признак предначертания гибели, крушения. Поэтому известие о гибели на соседнем паруснике матросов при постановке парусов он воспринял, аки знамение Господне.