Вестовой, скользя по мокрой палубе, буквально на закорках втащил после очередной беседы писателя в кают-компаннию. На мокрых ступенях поскользнулись оба. Секретарь застонал от удара о балясину и явно непривычной боли затем уже сам, на четвереньках, водрузился за стол. Как из эфира материализовался графин с горячим пуншем. Бодрствующий лейтенант Бутаков налил страждущему полный бокал и пододвинул блюдо с телятиной: «Угощайтесь, любезный! Зело труден денёк выдался… Прослышан, что и матросский ужин впрок пошёл. Вельми похвально для штатского. Батюшка архимандрит себя так не истязает, а уж он-то не один океан паству наставляет». Спал секретарь не взирая на буйство забортное и повсеместный стон мачт и скрип бортовых досок. Он впервые НИЧЕГО не слышал. Даже не снились картузы с порохом для пушек, что были уложены аккурат под его каютой. Те самые восемьсот пудов, загруженных в крюйт-камеру в первый день его поселения на фрегат. Мнительность Ивана Александровича не давала покоя даже более пушечных ударов волн: ему снились злополучные пуды пороха и его воспарение к небесам от их подрыва. Одно ублажало секретаря: кают-компания и соседство с высшим светом экипажа, его разумом, единомышленниками и интеллектуальными сподвижниками. При благоприятствующей погоде беседы нередко длились часами. А все нарекания на якобы запойную корабельную жизнь, ранее прослышанную Иваном Александровичем, оказались не более чем блефом. В кают-компании без подобающей причины к графину с пуншем относились не более как к украшению стола. После трудов праведных на обледенелом ветру лишь матросы потребляли перед «адмиральским часом отдыха по чарке рома. В рацион нижних чинов входило в месячную раскладку мяса говяжьего до шести килограммов и масла до половины нормы мяса. Рацион не был разнообразен, но сытен предельно. В кашах и супах на «бачке» артельщиков не ограничивали. На вантах должен авралить сытый матрос. Но ещё со времён Петра Первого бытовал строжайший приказ: «Пьяным не быть!». За прегрешение в избытке хмельного пития не миловали как матросов, так и офицеров (денежно). Но «ласковое слово и кошке приятно», так что посещение матросов писарем Его величества было для них «елей на душу». Писатель зачастую открывал для вчерашних крестьян, а то и татей дремучих целый мир небывалого и таинственного.
Глава 10. Док в Портсмуте
Обогнув мыс Скаген, корабль будто обрёл не паруса, а крылья на мачтах. Лаг показывал завидную для фрегата скорость: до двенадцати узлов. Погода смилостивилась и на третьи сутки фрегат уже огибал берега Ютландии. А со временем душу радовали маяки побережья Германии. Хотя радость была не велика: пролив Ла-Манш не славился гостеприимством. Дно этой узкости было усеяно остовами затонувших кораблей многих столетий и стран. Ветер дул бакштаг, то есть исключительно благоприятный. Всё чаще расходились с «купцами» и военными судами под флагами Германии и Франции. И, о боже! Пополудни, выйдя на верхнюю палубу, Ивану Александровичу взбрело обратить взор на нечто грандиозное и мрачное по правому борту. Оказавшийся рядом мой «Санча Панса» тут же осведомил: «Ваш бродь, Иван Алексаныч, Дувр сие, аглицкая крепость наибольшая со всех времён в Бретании. Вы бы нам чего обсказали о ней. Мы, почитай, ужо по пятому разу в здешней узкости, хотя особых красот не узрели. А вона и гость аглицкий пожаловал: его Милость лоцман к нашему борту жалуют!»
Корабль вошёл в Дуврский пролив. Слева по борту открывались среди каменистых ложбин земли Франции. По берегу Великобритании один за другим чередовались мрачные стены замков. Ночью объявили аврал: бросили якорь на Спитгедском рейде у замка желанного Портсммута и его маяка Святой Екатерины на островове Уайт. Лоцман отправился на берег. Неожиданно часть похода прискорбно закончилась. Док, ремонт в коем Палладе предстоял, слыл своей фундаментальностью. Как сообщил нам лоцман, монстр корабельного ремонта док Портсмуда был готов к принятию фрегата. В чём мы убедились на следующий же день. А после ужина собрались моряки на пропахшей, но уютно-тёплой жилой палубе. Почти всю ночь не слазили с реев: авралили по прохождению узкости. В Ла-Манше во всё время суток кишели корабли всех стран мира. Стоит рыскнуть ветру, как неизбежна сцепка реями, а то и вовсе стеньгами. Виновнику же надобно крупно раскошелиться. Вот и бдят всей командой не смыкая глаз. Фаддей всех оповестил о новых сказаниях. И едва передвигающиеся моряки разлеглись не раздеваясь вповалку вокруг сказителя. Над их головами нет уже привычного и тревожного шума ветра в парусах. Корабль далее пойдёт под буксиром в док. Была команда «Паруса убрать» и матросы, завершив свой нескончаемый труд, расслабились всеми чреслами.