И вот наступил момент, когда Профессор перестал задавать вопросы и стал сам изрекать ответы: "Если три дня спустя у вас началась рвота, то это, я думаю, потому, что вы почувствовали отвращение к увиденному в комнате". Девственница, как эхо, откликнулась на этот ответ, задав в свою очередь вопрос: "Да, конечно, я почувствовала отвращение, но от чего?" "О, если бы я знала,..." - сказала она. "Я тоже ничего не знаю об этом", - сказал Профессор. Они были в расчете. Затем Девственница "улыбнулась... как человек, постигнувший суть вопроса, о котором больше нечего сказать".
Так Девственница своей простой улыбкой просветила Профессора, а Профессор почувствовал себя девственником в тот далекий день. Вспоминая об этом периоде, Фрейд писал: "открывшаяся связь между истерией и темой сексуальности заставляла меня краснеть почти так же, как обычно краснели мои пациентки"... - Фрау Цецилия была пациенткой одновременно Брейера и Фрейда, но ее случай не был описан, как обычно. Очень жаль, поскольку Цецилия М., "женщина чрезвычайно одаренная, особенно в области искусств", проявляла удивительно обостренное чувство символики, пропускала через все свое существо и очень тонко ощущала значение каждого слова. Стоило ей подумать: "я вынуждена проглотить это", как она "чувствовала истерический спазм в горле", а выражение "это поразило меня в самое сердце" воспринималось ею как "ощущение удара кулака в область сердца". Однажды она стала жертвой видения, в котором два врача, Брейер и Фрейд, представились ей повешенными на двух соседних деревьях. С помощью анализа удалось восстановить ситуацию: Брейер отказал ей в просимом лекарстве, Фрейд, которого она умоляла о том же, остался так же непреклонен, и она подумала: "эти двое стоят друг друга, они - два сапога - пара!" (
Таким образом, случай фрау Цецилии, который Фрейд, к великому сожалению, лишь случайно упоминает: "больная истерией часто придает наиболее сильным иннервациям их прямой вербальный смысл", позволил ему не только показать значение ключевого слова во взаимоотношении сознания с подсознательным, но и открыть путь к утонченным, обескураживающим, бесконечным играм буквы и тела (тела буквы и буквы тела), благодаря которым современная психоаналитическая литература достигла таких больших успехов.
Выделим еще несколько наиболее интересных примеров среди других, подробно описанных и прокомментированных Фрейдом случаев. Самый живой интерес он проявил к Эмми фон Н., сорокалетней женщине, страдавшей спазмами лица и странным пощелкиванием языком. Он подверг ее гипнозу: "Я поднял палец перед ее глазами и приказал ей заснуть; она стала клониться назад в состоянии оцепенения и потери рассудка. Я потребовал, чтобы она спала и чтобы наступило улучшение ее состояния. Она слушала меня, закрыв глаза... ее черты разглаживались и умиротворение разливалось по ее лицу". Широко применяя гипноз, Фрейд вводит и "очистительный процесс", надеясь, что самораскрытие заставит исчезнуть неприятные эмоции, переполняющие больную. Отмечая полное отсутствие в признаниях пациентки "сексуальных элементов", он подчеркивает, что это, в отличие от случая Анны О. Брейера, объясняется тем, что больная на самом деле была глубоко поглощена ими и пыталась вытеснить их из своего сознания. "Я подозреваю, что эта женщина страстного темперамента, способная испытывать сильные чувства, вела, вероятно, жестокую борьбу со своими сексуальными потребностями и была истощена психически... стараясь подавить этот инстинкт, самый мощный из всех".
В случае Люси Р., страдающей легкими нарушениями истерического плана (потеря обоняния), Фрейд без колебаний отказывается от гипноза и лечит больную "в состоянии, очень слабо отличающемся от нормального", довольствуясь чаще всего просьбой несколько сосредоточиться. Отказываясь от анализа наследственности, Фрейд старается приблизить истерическое заболевание к "нормальному состоянию", что влечет за собой возможность сопоставления последнего с истерией. Такое сопоставление станет одним из основных принципов его самоанализа.
Продолжая с помощью электричества и массажа лечить боли в ногах Элизабет фон Р., Фрейд также полностью отказывается от гипноза. При описании болезни он пользуется уже типично психоаналитическими метафорами: "Это был, - пишет он, - мой первый полный анализ истерии. Он позволил мне впервые использовать метод, на основе которого я позднее создал специальную технику, заключающийся в последовательном удалении, слой за слоем, психических ассоциаций, который мы любим сравнивать с техникой раскопок захороненного города. Сначала я заставлял больную рассказывать все, что ей известно, тщательно фиксируя участки повествования, где оставались загадочными ассоциации или в цепи мотиваций отсутствовало какое-либо звено. Затем мы продвигались все дальше в глубинные напластования воспоминаний..."