Фрейд

Неврозам, связанным с навязчивыми идеями, предшествуют нарушения психики, которые Фрейд называет "несовместимыми представлениями", истерия же преобразует их в телесные симптомы; сегодня мы бы сказали, что она "соматизируется". Но во всех случаях Фрейд обнаруживает, что в основе лежат сильные эмоции сексуального плана, которые его анализ выявляет во все более ранних периодах жизни субъекта, и что доминирует обычно тема обольщения: ребенком пациент подвергся сексуальным манипуляциям, действиям или агрессии со стороны подростков или других детей, обычно более старшего возраста, слуг, родителей, братьев и сестер, друзей, соседей, неизвестных и т.д. Возбуждение, шок или сексуальное наслаждение, слишком сильное для детской психики, дают травмирующий эффект, оставляющий следы в подсознании, - и эти следы, старые аффекты, разбуженные и возбужденные внезапно новыми инцидентами, часто минимальными, переворачивают жизнь субъекта и вызывают разнообразные нервные нарушения.

И вот однажды происходит "общий срыв". Положение о сексуальном обольщении не может устоять перед рядом факторов, которые Фрейд детализирует в письме к Флиессу от 21 сентября 1897 года: "повторяющиеся разочарования" вследствие попыток анализа, не поддающегося завершению; сложность в понимании начальной роли совращения, идущего обычно со стороны отцов, которые играют главную роль в обольщении; отсутствие "признака реальности" в подсознательном, а также, добавляет Фрейд, реальных признаков обольщения в памяти пациентов; отсутствие выражения сцены обольщения даже при самых сильных психозах. Похоже, что наивный реализм Фрейда, до сих пор суливший ему успех, сыграл с ним злую шутку, приведя к тому, что он называет "ошибкой". Но эта шутка открыла ему доступ к новой реальности, "ошибка" обернулась открытием. Действительно странно, но он пишет: "я больше чувствую себя победителем, чем побежденным", и с достаточным основанием, поскольку "при этом полном провале сама психология осталась невредимой", реальность психической жизни освободилась и утвердилась во всей своей специфике. Из разрушившегося представления об обольщении, подобно каменному Сфинксу, восстал Образ сновидений, час которого уже пробил..

"И возникают дорогие тени..." Самоанализ Фрейда (1894-1898)

Интересны особенности взаимоотношений Фрейда с Иозефом Брейером с одной стороны и Вильгельмом Флиессом с другой, из которых он, в обоих случаях, вышел "победившей стороной". Брейера, старшего по возрасту, известного ученого и врача, осторожного и совестливого, который снабжает его деньгами и советами, Фрейд использует как сдерживающую силу, которая охраняет, служит порукой, защищает, и он, обеспечив себе подобные тылы, может смело идти вперед, предпринимать решительные броски к "великому секрету" - сексуальности, которую он буквально заставляет признать Брейера: "он полностью поверил в мою теорию сексуальности", - пишет он, а затем констатирует непреодолимую враждебность, которая привела к разрыву между ними весной 1896 года. Внезапное прекращение почти двадцатилетней большой дружбы оставило в душе Фрейда чувство глубокой горечи, нашедшей отражение в редких выпадах против старого друга. Согласно Джонсу, он говорил даже, "что один его (Брейера) вид побуждает его эмигрировать".

И как бы в противоположность, более тесными и пылкими стали отношения с Флиессом. Флиесс был на два года младше, жил в Берлине и, как Фрейд, был сыном еврейского торговца. Будучи отолярингологом, он постоянно занимался заболеванием носа, которым страдал Фрейд, причем к терапевтическому отношению примешивался и интерес к сексуальным проблемам. Флиесс без колебаний использовал свою широкую биологическую эрудицию для создания смелых умозрительных построений и экстраполяции. Так, он установил тесную связь, в некотором роде даже структурную, между носом и гениталиями и утверждал, что существуют "сексуальные периоды" - временные циклы, аналогичные менструальным периодам женщин, но исчисляющиеся двадцатью тремя днями, которые определяют такие события личной жизни, как рождение, болезни, зачатия, смерть, причем эволюция организмов связана с астрономическими явлениями. Фрейд с энтузиазмом воспринял закон периодичности Флиесса, поскольку тот соответствовал его пристрастию к численным построениям, которые он применял к своему собственному существованию, а также потому, что он надеялся на заложенную в нем способность эффективно определять "в менструальном цикле дату, когда коитус не сопровождался никаким риском". По тому, как Фрейд ударился в дифирамбический тон, превознося Флиесса как "мессию" и требуя "мрамора", чтобы воздвигнуть ему статую, можно заключить, что половая жизнь Фрейда была не лишена определенной наивности, и дети, появившиеся на свет у Марты, не все были плодами свободного выбора и осознанного желания.